Потом, уже позже, когда познакомились ближе, выяснилось, что чуточку старше всё же Хайдаров, но я был тогда уже сед, как лунь, а он ещё вполне черноволос, и земляки сочли это безусловным признаком моего старшинства.

Ну а в нашей-то компании все прекрасно знали, кто тут старший, и приготовились внимать.

– Я ехал к вам с одним вопросом, но Лена поставила второй, так что давайте обсудим оба, – сказал я.

– В порядке поступления? – восстал в Лене из летаргического сна комсомольский орговик, и это меня рассмешило.

– Мы же не на комсомольской конференции, старуха. Да, думаю, и там всё же решили бы первым обсудить вопрос принципиальный, а потом уж частный.

Андрей долил себе чаю, отхлебнул слишком нервно, что выдало его не проходящее лихорадочное состояние, обжёг, естественно, нёбо и чертыхнулся:

– С вами орговиками… Шкура теперь с нёба слезет. – Он покатал по обожжённому нёбу языком и поморщился. – Уже слезла.

– А ты что, тоже в комсомоле работал? – удивилась Лена, переводя взгляд с мужа на меня и обратно.

– Не за зарплату, как ты, – сказал я. – Был членом Ленинского райкома комсомола Ташкента, а когда пробился в партию, формировал комсомольские отряды на ударные стройки. Так что выбыл из комсомола только в 31 год, когда сам уезжал из Ташкента на «Атоммаш», отдав комсомолу 17 лет.

– Надо же, какие открываются подробности! – покачала головой Лена. – А ты ведь никогда не говорил.

– Я многое чего тебе не говорил – это удел Андрея тебе всё говорить, – усмехнулся я. – Что он, надеюсь и делает.

Ребята переглянулись и обнялись.

– Воздержавшиеся есть? Воздержавшихся нет. Принято единогласно! – изобразил я председательствующего при голосовании по вопросу «разное». – А теперь хватит трёпа. Вопросы на повестке вот какие: Лена предлагает покончить с нашей проблемой кардинально – изничтожить этот чек и считать, что его и не было.

– Праздновать труса? – недоумённо посмотрел на неё Андрей.

– А хотя бы и так, – дёрнула она плечом. – Всё остальное обойдётся дороже, я чувствую.

– Если мы так и порешим, как Лена предлагает, – сказал я, – то вопрос, с которым я к вам ехал, отпадает.

– Что за вопрос? – насторожился Андрей.

– Очень простой: если продолжать доискиваться правды, надо объединять усилия. Мне одному не осилить.

– Разве кто-то возражает? – воззрился он на меня.

– Не хотелось бы никого обижать, – парировал я интонацией телеведущего Ильдара Жандарёва, – но вчера ваша выходка, сударь…

– Ну я же извинился! – вскочил Андрей, вновь показав, как внутренне наэлектризован. Язык его задел обожжённое нёбо, и он скривился.

– Этого мало, – не стал щадить его я: подумаешь, обжёгся – не пулю же словил. – Ты объясни, чего ты всё время дёргаешься. Главное тут именно это, а не твои ишацкие намёки на наш с Леной якобы адюльтер, который пригрезился тебе от истощения нервных клеток головного мозга. Это-то, кстати, вполне извинительно – Альцгеймер подкрадывается неумолимо, ничего не попишешь.

– Саша, хватит! – воскликнула Лена и схватила Андрея за руку, словно стараясь не дать Альцгеймеру его схарчить. – Прекрати свои дурацкие шуточки! Мысли материальны.

– Сказала идеалистка, верящая в гороскопы, – поддел её я.

– А это уж моё дело! – показала она мне язык.

Обстановка разрядилась, и Лена пошла заваривать новый чай.

– Старик, пока мы одни, объясни ты мне всё же, чтобы с этим навсегда покончить – чего ты вдруг стал плести про что-то у нас с Леной?

Андрей насупился.

– Ну было же…

– С чего ты взял? Решил так, потому что я с Леной познакомился раньше, чем ты? Так я и с твоей тёщей раньше тебя познакомился, – выпалил я и прикусил язык. Но было поздно!