Что исполнял художник для дембелей (я, кстати, почти не встречал художников, которые бы делали то же и для самих демобилизующихся себя, что несомненно свидетельствует о некоем их вкусе…)?

Дембельские блокноты. Туда переписывались адреса реальных и мифических сослуживцев, вклеивались фотокарточки девушек (в том числе – отнятые или выкраденные у молодых бойцов – духанов… Особая тема. У меня маленькое, 3х4, документальное фото моей девушки, украли ночью ещё в учебке, в Щёлково), там рисовались картинки пастиками (стержнями чёрно-красно-зелёно-синими), и вписывались стишки. От классических (изображение следа-протектора сапога и подпись: «Когда б не этот сапог солдата!!!! Тебя б… солдаты НАТО!!!» и прочего такого) до всех тех, до коих могли додуматься хозяин блокнота и его творец.

Дембельские альбомы. Тема бесконечная…

Подробно вспоминать сил сейчас нет; помяну только, что в такие альбомы мало было вклеить фотографии – надо было: раз) изукрасить сами страницы. Самое применяемое было при сём – аналог аэрографа: два пластмассовых корпуса от ручки прикручивались на коробок спичек, узкими отверстиями в непростой стык; потом один конец опускался в тушь (жидкую гуашь; иных красок не имели…), а в другой конец художник художественно дул, и из сопряжённой трубки вылетали капли, более или менее эстетично покрывая страницу; два) украсить обложку. У нас, например, самое распространённое, желаемое и обусловленное каноном было изображение «краба», сиречь – армейская эмблема железнодорожных войск, изготовленная из самых разных подручных материалов (самый распространённый – раскатанная и вывернутая кишками наружу туба от пасты «Поморин», имевшая вид какбэ меди; чеканка на ней совершалась достаточно легко и делалась той же шариковой ручкой).

Примечу, что, после того как ваяние дембельского альбома бывало завершено, оный, из-за количества наклеенных туда фото, налепленных уголков, цацек, вклеенных калек и нанесённых слоёв гуаши и туши, не закрывался и был толще себя втрое.

Кальки. О, это особь статья!… Это рисунки тушью (реже – просто шариковой ручкой) на тонких страницах…

Ох. Стоп.

Простите!…

Я ж начал об армейской моде, то есть о той попугайской одежде, в которой бедные дембеля покидали расположение части…

Чувствую, что этак не скоро доберусь я до финала!…

Тогда напишу так: «ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ»

Думаю вот о Высоцком…

Дело ведь, наверно, не в том, что там – политика, история, выдержанная общественная или житейская линия, и прочее… не в сухом остатке смысла даже.

Чувство языка, вот что. Драйв, волшебство, стихия языка. Живая его вода.

Поэт если общественную остроту и вякнет (случайно, конечно; ежели намеренно – так он уж не поэт, а просто политобозреватель…) – только обмолвится; один услышит – прореагирует истерично типа: «пророк!…», другой: «фуууу, петуха дал!…», – всяк в свою меру жития и разума.

А – язык-то. Речь.

«Лапами грабастая, корабли стараются, тянут баржи с Каспия, тянут-надрываются…»

Высоцкому тут не важна имперская просветительность. Смысл не так важен.

Какая ему разница.

А – речь.

Поёт и поёт.

(На Бродского, примерно, тут сейчас тоже наезжают: одни – он ИМПЕРСКО поёт! потомушто про Украину и про Жукова! – другие: молчите проклятые книги он вас не писал никогда!…

Да и то и то он писал.

Неважно, про или контра гнилых идолов.

Потому что он – поэт.)

Простая мысль: богоизбранный (богоносец тож) народ – это что, лучше других в чём-то?…

Никак нет.

Это просто – избранный для чего-то.

Молоток разве лучше отвертки? Молоток избран для гвоздя, отвертка – для шурупа.