Сашка мрачно сплюнул, впервые осознав всю глубину того, что произошло с ним за последний год. А мысли лезли и лезли, словно гной из выдавливаемого чирья. И чем больше их появлялось на свет, тем легче и одновременно муторнее становилось на душе. Бросив на землю топорик, он сел и нервно закурил сигарету.

– Что, уже опять перекур? – с ядовитой усмешкой поинтересовался Леха.

Сашка не ответил. Он даже толком не расслышал вопроса.

– Святое дело – перекур, – заявил Леха, растягиваясь во весь рост прямо на откосе дороги. – Особенно когда сам не куришь. И здоровье целее, и лишний повод для отдыха имеется. Красота.

– Слушай, а ты на философа учиться не пробовал? – хмуро поинтересовался Сашка, скептически оглядывая Леху с ног до головы.

– А на фига мне учиться? – с совершенно серьезной миной ответил Леха. – Я же ведь и так уже готовый философ.

Сашка промолчал. С самокритикой у напарника все было в порядке.

– Слушай, а чего это ты вдруг так помрачнел? – еле выдержав минуту тишины, вопросил Леха.

– Да так, – Сашка зачем-то взял топорик, покрутил его в руках и затем воткнул в землю между ног. – Кажется, мне впервые за долгое время пришла в голову по-настоящему умная мысль.

– Да ты что, правда что ли?! – восхитился Леха. – Да быть такого не может! И какая же, если не секрет?

Сашка посмотрел на него хмуро, но вдруг усмехнулся сам и сказал:

– А вот это уж, извини, не твое дело.

– Не мое, так не мое, – пожал плечами Леха. – Тогда давай быстрее докуривай, и погнали работать дальше. Как говорили работорговцы – пашите, негры, солнце еще высоко.

Солнце действительно было высоко. Медленно, но верно оно поднималось по давно проторенной дорожке к самому зениту фиолетовой выси.

До конца рабочего дня оставалось еще много времени.

Сложив руки за спиной, полковник Гришин стоял возле большого окна своего кабинета, задумчиво разглядывая необычное фиолетовое небо. Он смотрел на него так сосредоточено, словно пытался понять какой-то скрытый смысл, заключенный в этом знамении. Сегодняшний день должен стать днем всевозможных знамений, полковник начинал верить в это. Пусть медленно, но чем дальше, тем больше и быстрее он проникался чувством огромной значимости сегодняшнего дня в своей жизни. И не только в своей.

Несмотря на то, что полковник был воспитан на суровых атеистических принципах, впрочем, как и все в этой стране, в глубине души он был твердо уверен в том, что кто-то наверху внимательно следит за суетным копошением на поверхности планеты, и что любое, не укладывающееся в обычные рамки явление следует рассматривать только как знак – предупреждение свыше. Фиолетовое небо, разлитое сегодня над городом, по его глубокому убеждению, можно было отнести именно к таким знакам.

А вообще все началось еще ночью, когда хором завыли все городские собаки, что вообще-то, по всем известным приметам, ничего кроме беды пророчить не может. Что ж, очень даже возможно, что кому-то они и накликали беду, но полковник почему-то был твердо уверен в том, что в его двери эта гостья не постучится. Для него этот вой был скорее сигналом, возвещающим о начале новой эры.

Именно с таким чувством полковник проснулся утром. Он осознал это еще до того, как выглянул в окно, а когда раздвинул шторы и увидел изменившее свой извечный цвет небо, понял, что его чувство никоим образом нельзя назвать случайным.

Кто терпеливо ждет и делает все возможное для достижения своей цели, тот обязательно дождется своего часа. В эту истину полковник верил свято. Еще по дороге на работу в Управление, раскинувшись на заднем сиденье служебной черной «Волги», он думал о том, что когда-нибудь это неминуемо должно было случиться. Рано или поздно. Однако раньше к этому он, пожалуй, еще не был готов, а вот позже его не устраивало. То, что это произошло именно сейчас, когда у него было еще достаточно сил и желания, и уже имелся богатый жизненный и профессиональный опыт, все это, по мнению полковника, тоже являлось очень хорошим знаком. И, хотя, что конкретно подразумевалось под словом «это», он еще ясно не представлял, но шестое чувство подсказывало, что вслед за чередой событий, которые последуют за сегодняшними знамениями, наступит, наконец, момент, которого он с такой надеждой ожидал все эти годы.