«Сегодня всё не так как обычно».

Сегодня наступило пробуждение – сон отлепил нелегкое покрывало мутных бесцветных красок жизни и отпустил.

«У меня изменилась душа».

Зачем он сказал этой женщине столь неприятные слова? Да, что на него нашло? К тому же, это абсолютно не приемлемо для него, для джентльмена. Он не мог знать наверняка, да и необходимости в их поиске ответов уже не существовало.

«Ну-у, ничего. Я думаю, она переживёт. От неё не убудет, ведь её так много».

Обуянный собственными размышлениями, молодой человек поспешил на работу. Лёгкое серое короткое пальто и объёмный синий шарф, закрученный вокруг шеи, придавали более чем респектабельный вид. Он не привык опаздывать туда, где за последние пять лет провёл большую часть своей жизни. Обычной жизни. Дима практически жил на работе, что с достаточной болезненностью принимала супруга, а иногда отказывалась воспринимать вообще. Особенно в те нелёгкие для Знакова дни, вынуждающие оставаться допоздна и возвращаться практически на рассвете.

Он вскинул руку, и обнажённые часы на правой руке напомнили о вероятном возникновении напряжённого разговора с начальником. Его директор Пётр Иванович последнее время был не в духе. Вполне предсказуемо, учитывая очередной, если быть точнее – второй за последний месяц, провал в переговорах с заказчиком. Сказать нечего – меркантильные японцы всё-таки не ухватливые китайцы.

«Гримов не в духе, он в ухе», – как всегда и не без причин шутили коллеги, обсуждая рассерженного босса. В этой дискуссии Дима играл далеко не последнюю роль, скорее ведущую. Его слабостью выступала дурная привычка всячески изображать своего руководителя, не по злому умыслу, конечно, но с толикой сатирической критики-усмешки, которую Знаков старался при любом удобном случае выплеснуть при всех, в том числе и на Гримова. И как всегда все смеялись и с живым задором всячески поддерживали пламя шуток, подкидывая собственные юмористические дровишки. Но, не смотря на это, каждый знал, что Знаков уважает босса и при необходимости сделает для него всё что потребуется, как бывало не раз, выручит в трудных ситуациях. В свою очередь, Гримов мог себе позволить закрывать глаза на шутки Димы, порой даже дерзкие. Он по-отцовски любил его, воспринимал как ценного сотрудника, а иногда как партнёра. Они могли бы стать друзьями, но сложившаяся рабочая иерархия не позволила их дружбе появиться на свет. Как бы не хотел Знаков подчиниться слабости приобрести друга в лице директора, всё же находил силы не переступить черту, за которой ничего хорошего быть не могло. Излишне амбициозный и непомерно консервативный нрав – главная и единственная причина, позволяющая держать дистанцию.

«Уже восемь ноль-ноль, чёрт возьми, а мне идти ещё как минимум десять минут. И почему это я опаздываю?»

Снова странность! Что до странностей, то сегодня они входят в закономерность, разламывая привычный (обычный) ход жизни молодого человека.

«Опаздываю!? Довольно-таки нелепое опоздание на работу».

И, правда, странно – задержка не имеет место в чётко сформированном за многие годы расписании утреннего движения Знакова. Очень необычно.

– Во всём виновата злая мадам-кондукторша, – с улыбкой произнёс он.

Разговор с собой также не имел пункта в расписании и уж тем более не входил в его планы сегодня по одной простой причине, в голове кипела буря неведомых ему мыслей и эмоций. Не отпуская нахлынувшую радость, он повторил:

– Всё из-за неё, блин. Точно.

Особенный апрельский день, во всяком случае, для него – точно. Знаков ускорил шаг – очень не хотелось опаздывать в предотпускной день. До здания офиса оставалось одолеть последний перекрёсток, когда он увидел впереди движущийся навстречу грузовик. Обычный грязный автомобиль марки «Камаз» – ничего особенного. Двигался по своей полосе, не так уж и быстро, километров сорок, может пятьдесят, в час. Ничем не приметная техника красно-оранжевого цвета (по-видимому, любимый у производителей), не спеша приближалась. В любой другой день Дима даже не обратил бы на внимание, но внезапно нахлынувшее беспокойство заставило его остановиться. Взгляд сразу же зацепился за водителя – человек за рулём показался каким-то неестественным.