Ты открываешь глаза, надеясь, что страшный сон угас. В постели никого нет, а за окном стоит темнота: ни звёзд, ни луны, ничего – абсолютный непроглядный мрак. Ты хочешь встать с постели, но почему-то вместо этого вглядываешься в коридор, ведущий из спальни в зал. Ты чувствуешь, что там в этом коридоре что-то есть. Ты видишь, что нечто медленно идёт к тебе через дверной проход, за которым нет ничего, кроме темноты: ни лестницы, ни окон и света, ни даже крыши. Все углы комнаты стали темнее в десятки и раз, и тебе кажется, что все цвета покинул этот мир, оставив лишь множество чёрных оттенков, разбавленных белыми пятнами, да и то лишь для того, чтобы подчеркнуть на контрасте бездну.
Твои глаза привыкают к темноте, и ты видишь это нечто: метра три высотой, оно упирается в потолок головой; худощавый силуэт проглядывает через белую тунику. Руки, словно лапы паука, медленно передвигаются по стенам. Они худые настолько, что проглядываются все кости под сине-серой кожей, а пальцы с длинными выбеленными ногтями длиной сантиметров в двадцать. Длинные сальные чёрные волосы свисают с наклонённой головы, повёрнутой на сто восемьдесят градусов, и ты понимаешь, что это нечто смотрит на тебя. Оно лишь стоит в проёме, не шевелясь, и пялится поблескивающими из-под волос чёрными с белыми потусторонними радужками глазами.
Оно делает шаг к тебе, и волосы в движении открывают лицо. Её лицо. Лицо Мизуки: бледное, исхудавшее, похожее на лик мертвеца, а глаза её чёрные, но с бельмом, не моргают и уставлены на тебя. Она хочет что-то сказать, но рот её от усилия открывается слишком широко. Челюсть свисает до груди, раскрыв окровавленную чёрной кровью пучину, из которой доносится тихий хрипящий шёпот, сокрытый под зубами цвета обсидиана.
Твои волосы встают дыбом, и ты хочешь бежать, но понимаешь, что выхода нет. Ты решаешь прыгнуть в окно, ожидая, что ты на втором этаже, но, резким нырком выпрыгнув из него, ты понимаешь, что оказался на пятом. С криком ты летишь пару секунд и приземляешься в твёрдый сугроб. Что-то хрустнуло, но ты жив. Ты быстро встаёшь и ковыляешь подальше от этого жуткого серого дома. Оглядываешься глазами и видишь самый обыкновенный двор, коих не счесть: узкая дорога, старая детская площадка, газгольдеры, огороженные помятым забором, и серые панельные здания. Ты смотришь на свой дом и видишь вместо него пятиэтажное здание, наполненное пустыми окнами и открытыми балконами – за каждым из них лишь темнота. За каждым из них ты чувствуешь что-то. Страх подгоняет тебя шипастой плетью. Ты бежишь от этого дома по солнечной улице, и тебе кажется, что ты сможешь убежать. Солнце светит резиновым светом: неестественно ярким, неестественно мёртвым – ты чувствуешь полуденный ужас – мир застыл в зловещем молчании. Шаг за шагом ты всё дальше от этого дома. Ты бежишь, но всё время смотришь назад, вглядываясь в своё окно, из которого нечто смотрит на тебя – ты этого не видишь, но ты это знаешь. Ты уже далеко и позволяешь себе выдохнуть. Ты делаешь шаг и оборачиваешься к своей спасительной новой дороге, но перед тобой исчезла улица. Ты стоишь посреди коридора, а входная дверь со скрипучем грохотом закрывается за тобой. Ты вглядываешься во мрак и понимаешь, что ты вернулся в свою спальню. Две тонкие руки протягиваются к тебе в объятиях, и лицо Мизуки, всё столь же кошмарное, выглядывает из мглы и стремительно приближается к тебе».
Глава 8
Темнее тучи!Омут миражей неясных,Смутно мерцал.
Леон очнулся в пять часов утра, просто открыв глаза, словно сна и не было. С несколько минут он лишь смотрел в проём, где видел изуродованную Мизуки. Мизуки! Он обернулся, ощутив, что простыня под ним вымокла в холодном поту, и посмотрел на спокойно спящую рядом с ним Мизуки. Её глаза шевелились под веками – она видела сны. Дыхание спокойное, размеренное, руки и ноги не трясутся – нормальные сны – не как у него.