Коростели самец подустал,

И только подружка-смуглянка,

Хоть не спала, но ушла в астрал.

Я собой заменил соловья,

Всё пою и на чувствах играю,

И твержу всё при том: «Ты, моя!» —

Осознав то, в мечтах летаю.

Стог сена напомнил мне встречу

В июне, под зрелой луной.

И чувства к супруге, отмечу,

Нахлынули новой волной.

Вам видеть приходилось, колос как цветёт,

Подвески нежные цветенья, как играют с ветром?

Как небо бескрайнее в море колосьев плывёт,

Как ниву спасают тучи от солнца под шляпы фетром?

Вы видели хоть раз: как пшеница колосится;

Как стебель гнёт, налившийся соком колос,

И ветру противится в чешуйках его зеница;

Как ости доносят, что струны, в пиано голос.

Вы ощущали пряный запах от колосьев в жатву,

Как стонут натружено в молотьбе барабаны;

Натужно произносят в труде с поклоном клятву —

Убрать все без потерь, комбайнов караваны?

Вам видеть приходилось, колос как цветёт,

И как играют с ветром подвески нежные цветенья,

А стебель, что струна, как от смычка поёт …?

Какая в колосе краса? – достойна упоенья.

Дай мне в омут окунуться,

Чтоб с головою и до дна,

Чтоб в наше прошлое вернуться,

Чтоб жар сомнений забрала вода.

Остывшим разумом подумать,

Отбросив мелочность обид,

Не слышать «перепалок» шума,

Иметь чтоб надлежащий вид.

Задыхаясь, жадно я вдохну,

Воздуха понятия свободы

От терзаний мысли, распахну

Взор на штиля ласковые воды.

Ты покорно ждёшь на берегу:

Подойду я мокрый, улыбаясь,

И теперь тебе сказать могу,

Поцелуем губ твоих касаясь.

Я скажу, как я тебя люблю,

Как мне жить, где нет тебя не мило;

Будь моей! – тебя я вновь молю, —

Позабудь всё то, что с нами было.

С травой полевою с детства я рос,

О садах не думал и оранжереях.

На дикую растительность какой был спрос,

Мечтал расправить паруса на брига реях.

Мечтам наивным сбыться не судьба,

Корнями врос в ту, что родила, почву.

За жизнь на ней идет всегда борьба,

И жизни цикл средь бурьяна закончу.

Мне ветер вольный дует прям в лицо,

Не задыхаюсь я от копоти в жару асфальта.

Без шика запада, я на земле отцов,

Стихи, где вольные пишу, под музыку для альта

С травой полевою с детства я рос,

О садах не думал и оранжереях.

На дикую растительность какой был спрос,

Но не стремился никогда жить в эмпиреях.

Колокольный звон разрезал звуком воздух,

Благодатью своей местность всю он покрыл,

В душе торжественный у нас оставил отзвук

Прошел над головами взмахом Божьих крыл.

Но главное есть в том, звон проник нам в души,

Затронул струны, не звучали что ещё досель.

Со святостью от Троицы колокол звучит

Эстафета всем звонницам от святых земель.

Передав эстафету звонницам от святых земель.

Благословением от Господа принимая звон,

Настроение поднимет, укрепит и сникший дух.

Все смутные сомнения с неверием уходят вон

Легко на душе без камня, мы бьем Ему поклон.

Колокольный звон разрезал звуком воздух,

Благодатью своей местность всю он покрыл,

В душе торжественный у нас оставил отзвук

Прошел над головами взмахом Божьих крыл.

Я знаю тому цену, что от сердца, сухарю,

Который лучше злата в голод выручает.

Я за него, при случае, богат чем, одарю

Того, кто от души тем сухарём встречает.

Но, что ценю я в людях, днём с огнём искать,

Встречаешь больше лживых проходимцев.

В пустыне место ищут, грязью оплескать,

И носят камни за душой – запас «гостинцев».

Черта плохая – чёрствость души в людях,

А также ненавижу до боли в них враньё.

Пусть те, о ком я говорю, меня осудят,

Но я скажу: «Не люди вы – со свалки вороньё!»

Приму я, как награду, от сердца что, сухарь,

Краюхой хлеба от души делясь с другим.