В два часа ночи он сделал привал. Съел одну банку из рюкзака Деда, пожевал сладкую булку, попил воды. Снова сверился с планшетом, но без спутниковой навигации (её танцы заглушили первым делом), когда вокруг один песок, оставалось только гадать, далеко ли шоссе, и сколько он прошёл. Главное, мимо Шестого поселка не проскочить, – подумал Ян. Но эта проблема легко решаема, – заберу немного на запад так чтоб шоссе видеть, и всяко наткнусь на дорогу, ведущую к поселку. Там семь километров, мимо не пройдешь. Он вздохнул, взвесив в руке КРВ. Килограммовый веспеновый баллон с округлым затыльником на конце, уравновешивал тяжелый толстый ствол. Затворный механизм, камера сгорания и рукоятка тянули еще грамм на семьсот, ну и плюс магазин. Три с лишним килограмма, и никакого, мать его, ремня, – тащить карабин приходилось в руках. Надо было лейтенанту помолчать про луч наведения, вначале бы загрузились, как положено, а потом уже обрадовали прапорщика. Тогда бы у второй роты были и разгрузки с кучей карманов, и положенные к карабинам ремни, и фляги, и может даже пару ПТР, на всякий случай. Эх – вздохнул Ян, поднимаясь – тогда бы повоевали. Пустыня пахла вселенским спокойствием, прохладный ветерок змеился по дюнам песчаными дорожками, играл стеблями стрельника и гнал по гребням легкие шары катума. Ян бросил взгляд вверх – на чёрный купол с мириадами колючих звёзд и потопал на север. До рассвета может, и дойду – думал он.

Солнце ещё таилось за горизонтом и пока выдавало себя лишь серой предрассветной поволокой. Ян упорно шёл, сжимая в руках оружие, и думал о воде. Её в рюкзаке осталось чуть больше литра, и если он не придёт до начала жары в посёлок, придется искать укрытие и растягивать оставшийся запас на целый день. Несмотря на всякие там приборы ночного видения, сканеры и прочую хурду-мурду, люди по прежнему чаще воевали днём. А что ты хотел, люди не ночные животные, ПНВ там или нет, смотреть своими глазами сподручнее, и угол обзора шире и периферийное зрение работает. Внезапно Ян различил звук вертушки. Он мигом скатился с гребня, выдернул из рюкзака накидку и принялся разгребать руками песок. Как он не торопился, – не успел, вертолет промчался в какой-нибудь сотне метров, потом вдруг начал резко набирать высоту, развернулся и закружил на месте, словно пилот решил исполнить замысловатый пируэт. Наши! – мелькнуло в голове у Яна. Меня что ли заметили? Соосная транспортная тридцатка с широкими лыжами вела себя странно. То покачивалась на месте, то отвесно пикировала, то снова пыталась забраться повыше. Причина стала ясна, когда Ян достал бинокль и навел его на вертолёт. Его корпус был пробит в нескольких местах, остекление зияло рваными дырами, и было странно, как он вообще держится в воздухе. Два файтера восточников пронеслись мимо вертушки, огибая её с двух сторон. Потом заложили встречные виражи, и будто насмехаясь, прошли над самой тридцаткой. Потоки выхлопа ударили по вертолету, он сорвался в краткое падение, но натужно ревя движками, всё же выровнялся. Истребители снова развернулись и, сбросив скорость, выпустили закрылки. Танские пилоты, соревнуясь в меткости дали по короткой очереди, и бронебойные снаряды прошили дюралевый корпус. Как в тире расстреливают гады! Ян сжал бинокль так, что побелели костяшки пальцев. А танцам, похоже, надоело играть в кошки-мышки. Они отошли подальше, сделали боевой разворот и один истребитель выпустил ракету. Ян впервые видел воздушный бой, хотя какой там бой, настоящее издевательство – два истребителя против беззащитной транспортной вертушки. Ракета прошила серое небо дымным росчерком и воткнулась в корму тридцатки. Движки разом захлебнулись, в наступившей вдруг тишине стал слышен свист винтов, и пылающий вертолет провалился вниз. Яну уже было плевать, заметят его или нет. Он сунул плёнку в рюкзак, подхватил КРВ и побежал в направлении падающей вертушки.