Наивная! Может, да ещё как! И давно, наверное, мог… Отгоняя мысли о муже – предателе, Вера шла по улице, всматриваясь в окна домов.

А вот в этой кирпичной двухэтажке на втором этаже жила Настя. Не разлей вода подруга с первого класса и свидетельница первой, пронзительной и сладкой, любви. Ромео. Так называли его между собой после кино «Ромео и Джульетта», куда детей до 16 не пускали. Но их с Настей провела после того, как погас свет, её соседка, уборщица из кинотеатра.

Вера остановилась, нашла глазами окно подружкиной комнаты. Безликие пластиковые рамы ничего общего не имели с тем окном, с широкого деревянного подоконника которого они свешивались, далеко сплёвывая косточки от вишни.

Крупную, с кислинкой, вишню приносил с дачи Настин папа, выглядевший, как дедушка. Он всё свободное время проводил на огороде, хвастался, что на грядках «всё колосится». Мама Насти, учительница математики Нина Игоревна, была много моложе мужа. Веру это удивляло.

Однажды, классе в 9, она даже спросила у Насти, почему у родителей такая разница в возрасте. И услышала красивую историю: отец работал директором сельской школы, куда по распределению приехала Ниночка, и он влюбился с первого взгляда. Потом они поженились, переехали сюда, и родилась она, Настя.

Тогда, в юности, история казалась красивой сказкой про любовь с первого взгляда.

Потом «от добрых людей» Вера узнала, что в деревне Иван Петрович бросил жену с тремя дочками мал мала меньше, и женился на молоденькой. На дочек долго выплачивал алименты, поэтому семейный бюджет двух педагогов оставлял желать лучшего…

А сейчас, с позиции женщины, пережившей уход мужа к молодой наглой тёлке (классическое «седина в голову, бес в ребро»), Вера по-другому увидела историю отношений Настиных родителей. Ивана Петровича уже давно нет, Нине Игоревне пришлось несколько лет ухаживать за ним, беспомощным после инсульта. Мама рассказывала, что та до конца несла свой крест. Впрочем, ненадолго пережила своего старого мужа. Сердце…

И мамы не стало после сердечного приступа. Ушла мгновенно, как и хотела, твердя: «Только бы никого не намучить!»

О чём не начни думать, мысли возвращаются к маминой смерти. Такой внезапной и такой – не вовремя. Хотя именно свалившееся на Веру горе заставило принять окончательное решение: развод и девичья фамилия, как говорили они с Настей в юности, когда ругались между собой. Да, теперь она снова Вера Березовская, как в детстве. И снова она тут, в своём городке…

Вера шла по улице дальше, и чувствовала, как клубок воспоминаний, лежащий где-то глубоко в подкорке, продолжает разматываться.

К дому в конце улицы ноги не шли. В том доме жил он, её Ромео. Неудавшаяся любовь.

Вера остановилась и присела на качели. Два столба и доска на цепях. Точно такие же были у её дома в детстве. Она присела на доску, уперлась ногами в ямку, вытоптанную детскими ногами, и, чуть- чуть раскачиваясь – не взад-вперёд, а вправо-влево, прикрыла глаза. Было тихо, только сверчки тянули свои нескончаемые песни и сильно пахли цветы в палисаднике соседнего дома.

Вера любила эти цветы, их по-простому звали ночными фиалками. Невзрачные на вид, они издавали такой тонкий и нежный аромат, что его хотелось вдыхать и вдыхать. Этот запах Вера помнила очень хорошо, но в Питере никогда с ним не встречалась.

Аромат ночных фиалок был прочно связан с их с Ромкой любовью и полуночными гуляниями. Так пахли цветы на улице, когда, провожая друг друга по нескольку раз – то он её до дома, то она его – назад, они останавливались посреди дороги и целовались, целовались, целовались. До распухших губ!