В соседний подъезд влетела через минуту, почти не запыхалась. На звонок надавила с такой силой, что кнопка запала, трель продолжала звучать, когда дверь открылась.
– Тёть Свет? Что-то случилось? – растрёпанная девчушка в коротких шортах и длинной оранжевой футболке шагнула назад, пропуская возбуждённую соседку.
– Нина, я… Я это… я – за тобой. Давай, знаешь… давай жить вместе. У меня вон тоже… мамы нет…
Глаза девочки расширились, руки с обкусанными ногтями непроизвольно прикрыли уже чуть видный животик. Под шортами – ноги в расчёсах от комариных укусов, вокруг шейки – тоненькая, как запятая, косица…
Света робко притянула Нину за плечи, та поддалась. Руки потянулись к голове, стали гладить по волосам.
– Да знаю я, слышала… про беременность. И его – вырастим! Или её! Вместе справимся. Разреши мне быть бабушкой! Разрешишь?
Под руку попала косичка, заплетённая зеленой атласной ленточкой. Света дёрнула за кончик, распустила косу, распушила.
– И меня так мама после ванны заплетала, чтоб волосы были волнистые…
Нина всхлипнула в последний раз, вытерла мокрое лицо краем футболки и несмело взглянула в глаза той, рядом с которой не страшно.
***
В квартире Светланы полным ходом шла подготовка в Нининому переселению.
Однажды вечером она разбирала шкаф в маминой комнате. Достала ровной стопочкой сложенное постельное бельё и понесла его к кровати, чтоб разобрать на нужное и ненужное. И вдруг на пол спикировал тонкий голубой конвертик.
Пока он падал, глаз успел выхватить написанное особенным, печатным «библиографическим» маминым почерком слово. «Светочке». Привет от мамы? Почти полгода прошло.
Света кинула стопку пододеяльников на кровать и присела над конвертом. Сердце бухало в горле.
Двумя пальчиками взяла невесомый конверт и, стараясь не шаркать тапками, пошла на кухню. Туда, где на холодильнике стоял мамин портрет. Тяжело опустилась на стул и отвернула незаклеенный голубой язычок.
Двойной листок в клеточку. Письмо из прежней жизни.
Мама могла его написать его до больницы, когда ещё не знала, что у неё не просто воспаление лёгких…
Глаза вприпрыжку побежали по строчкам.
«Светочка, девочка моя, солнышко, пишу, и плачу. Ты будешь читать это письмо, когда… Ты найдёшь его, если… Не могу, не хочу писать про плохое. Хоть бы дал Бог выкарабкаться.
Но если всё же читаешь – прости меня, что так получилось.
Никто не думал, что так рано уйти придётся. И никто про ковид этот поганый не знал, а он такой жестокий, такой страшный. Не дай Бог, если это он.
Никак не думала, что так будет, я ж хотела тебе помочь ребёночка на ноги поставить! Прости меня, дочушка, что в первый раз, когда ты заговорила про усыновление, я тебя не поддержала. Испугалась я. Сможем ли мы чужого ребёнка так сильно полюбить. Как своего?
А сейчас думаю – я тебя одна вырастила, а тут мы вдвоём! Даже втроем, Лёля, подруга моя единственная, тоже была б счастлива помочь, от её Альки-то не дождёшься внуков.
Ты у меня такая смышлёная, с детства, такая умница! Читать в четыре года научилась. Я тебя к себе в библиотеку таскать рано начала, тебя студенты нянчили, когда у них от книжек голова уставала. Ты с ними буковки стала складывать, а потом я и не поняла, как, а ты все вывески по пути домой уже нараспев читаешь.
В школу пошла с радостью, и училась лучше многих, и в спорт пошла. Ты ж в баскетбол лучше всех играла, хоть росточком не вышла.
Это в отца. Он спортом увлекался, и баскетболом, и волейболом, и вообще. Я тебе мало о нём рассказывала. Не получилось у нас жизни, тебе полгодика только исполнилось, ушёл он. Сказал, что не любовь у нас была, ошибся он, а там – любовь. А потом они с новой женой почти сразу в Казахстан уехали. Алименты присылал, тут не могу ничего плохого сказать. А вот папы у тебя не было.