– Я решила развестись, – внезапно вырвалось у меня. – Так что отвечать вам ни перед кем не придется.
– Это когда ж ты нарешала? – немного враждебно спросил Василий, который, как выяснилось, знал моего «бывшего» еще с детского сада.
– Даже не знаю, наверно, еще в Барселоне, впрочем, нет, раньше. Здесь никто на меня не давит, понимаете?.. И… и… Я из него выросла…
– Что ж ты о человеке, как о штанах каких-то?
Я ничего не ответила, но, видно, что-то такое читалось в моем взгляде, что Вася внезапно смутился и сказал:
– Ладно, извини, что влез не в свое дело. Мир?
Я протянула ему руку:
– Мир!
Ребята вернулись довольно быстро, поэтому я предположила, что они выходили облегчиться. Правда, когда Вовка положил коричневый комочек на ладонь и начал его осмаливать со всех сторон, мое предположение с треском провалилось.
– Гм, – я прочистила глотку. – Это то, что я думаю, или что-то другое?
– Смотря, что думаешь, – заржали хлопцы. – Мы между собой называем это «дурь», местное население зовет ее хачиш или чоколате, но суть одна и та же.
– А разве она законна?
– Конечно, – охотно пояснил Вовка. – Если используешь хачиш для твоих личных нужд, а не для продажи.
– Мы продавать ее не будем. Даже тебе, – сказал Васек.
– А тебе-то зачем употреблять этот… хачиш, если ты уже… веселый?
– Так то от предвкушения.
Сигаретка была скручена в момент, сказывался навык. Ребята затянулись, задерживая подолгу дым в легких и с усмешкой поглядывая на меня. Честно говоря, я начала раздражаться. За кого меня принимают? За порядочную, благовоспитанную, безупречную, никогда не совершающую промахов матрону? Сейчас они у меня увидят!
– Дай даме затянуться, неуч, – имитируя Маньку Облигацию, сказала я.
– Вы уверены в правильном выборе, дама? – почтительно осведомился Вовка, затягиваясь в очередной раз.
– Ой, я тебя умоляю! – на этот раз вылезла Кисуля. Я взяла протянутую сигаретку и затянулась. На мое удивление, вкус у нее был гораздо приятнее, чем у обыкновенной сигареты и… гораздо сильнее. Поэтому задержать в легких наркотический дым не получилось в силу того, что из глаз полились слезы.
– О, смотри, как мы умеем, – сказал Васек.
– Вы, мальчики, еще меня не знаете, – похвасталась я, воодушевленная успехом, и затянулась опять, на этот раз почти как заядлый курильщик марихуаны или чего там…
– Не торопись, спокойно, не то сплохеет, – посоветовал Вовка.
– Здорово, когда о тебе заботятся, – сказала я.
Господи, похоже, я кокетничать начала? Вовке уже за сорок, но никто и не думает называть его Владимир или еще как-то. Он небольшого роста, но сильный. В лице нет ничего выдающегося, за исключением детской улыбки. Вовка – философ, и по образованию, и по образу жизни.
…Да-а, до сигаретки я его не находила привлекательным ни в чем…
Вскоре мир стал странно меняться: вечерние сумерки приобрели синие тона, музыка теперь не оглушала, как раньше, а танцующие вдруг начали двигаться, как заведенные манекены.
– Смотрите, – сказала я, тыча пальцем в жонглера, – какой смешной, что выделывает!
– Повезло старушку, – констатировал Васек.
– Чушь, ерунда. У меня просто чудесное настроение, я абсолютно свободна. А вы знаете, что такое свобода? Знаете, каково это – не обращать внимания на условности? Быть предусмотрительной и осторожной? Такой, какой тебя хотят видеть друзья, родители… Никогда не терять лица, всегда соответствовать. Это такая тяжесть, такой груз, такая гадость… А я не такая и больше не хочу ею быть, – совсем неграмотно и бестолково закончила я героически-наркотическую речь.
– Не грусти. Здесь ты свободна, – неторопливо выпуская дым в небо, философски заметил Василий.