Скорость росла. Стрелка спидометра дрожала, как нерв. Хорошо, что патрули не шныряют, как крысы. Если остановят… Нет. Не сейчас. Не тогда, когда отец почти поверил.

Я впился взглядом в дорогу, выискивая его силуэт. Идиот! Мы жили как тени год! Год! Но он сломался. Как старый стул под тяжестью вины.

– Сними трубку, сука! – заорал я в сотый раз, но ответом было молчание. Он уже в участке? Или молится?

Дорога выровнялась, и вдали показался участок – новенький, как игрушка. Скоро здесь будут копаться в нашем дерьме.

Педаль вжалась в пол. Машина рванула вперёд, будто чуяла запах страха. Свят… Если ты там…

Ветер завывал в ушах, как голос Алексы: “Помогите…”

Нет. Это не она. Это моя совесть. Если она вообще есть.

***

Удача. Ирония. Она всегда приходит, чтобы потом ударить сильнее.

Святослав стоял у ступеней, как приговорённый к смерти. Его фигура – серое пятно на фоне участка. Он даже не пытается бежать.

– Ты что творишь, сука?! – рявкнул я, схватив его за плечо. Голос сорвался на визг, но мне плевать. Только не здесь. Только не сейчас.

– Отъебись, – прохрипел он. Его глаза – пустые колодцы. Даже чётки на руке висели, как нити от спутанных молитв.

Я встал между ним и дверью. Как тогда, между ним и Алексой.

– Нужно поговорить. Спокойно. Контролируй себя.

– Ты не понимаешь… – его голос звучал, как скрип гвоздей по стеклу.

И тогда я увидел его лицо: синяки под глазами, будто он не спал год; порезы на щеке – следы ногтей или собственных рук? Он кается, всё это время кается.

– Свят… – я схватил его за ворот, вдавливая в стену. – Ты думаешь, тебе станет легче? А я? А наши “друзья”? – Те, кто прикрывал нас. Те, кто убьёт, если он сдастся.

Он молчал. Только губы шептали что-то. Молитву? Или признание?

– Ты сломался, да? – прошипел я. – Как тогда, с таблеткой. Как с платьем Алексы.

Он вздрогнул. Попался.

– Помнишь, как она кричала? – Напомни ему. Напомни, кто он. – Или тебе нужно видео?

– Давай поговорим, милейший, – процедил я, пытаясь отодвинуть его руку. – Успокойся. Нельзя здесь…

– Не сплю… – его голос сорвался на хрип. – Четыре месяца, Серафим! Четыре! А дома… – он задыхался, как рыба на льду. – Она кричит. Каждую ночь. Она! – И вдруг он рванул меня за грудь, припечатав к стене. Слёзы брызнули из глаз, смешиваясь с потом. Святослав. Мой палач.

– Пойдём в бар, – бросил я, сдерживая дрожь. – Виски. Водка. Всё, что хочешь.

– Да пошёл ты… – он разжал пальцы, и я упал, больно ударившись спиной. – Ты думаешь, я не пробовал? Молитвы, таблетки, водка… Ничего не гасит её глаза!

– Тогда бейся! – рявкнул я, поднимаясь. – Порвись с бандитами, как раньше. Я устрою конфликт – ты меня спасёшь. Как в старые времена!

Он вдруг ударил кулаком в стену – в сантиметре от моего лица. Брызги слюны летели в такт слов:

– Ты не понимаешь… Я… я предал Его. – Его пальцы судорожно сжали крестик. – Она… она…

Он не выдержит. Сломается. И потянет меня за собой.

– Ты думаешь, я не пытался? – Святослав шипел, как змея, прижатая к земле. Его пустые глаза прожигали меня насквозь. – Дрался, пока не падал… Но знаешь, что могу делать этими руками? – он сжал кулаки, и я услышал, как хрустнули суставы. – Только ломать. Кости. Жизни. Души.

– Психолог поможет, – бросил я, стараясь, чтобы голос звучал ровно. Как тогда, когда я уговаривал его принять таблетку. – Он сохранит тайны.

– Хуелог… – прошипел он, и кулак врезался в стену рядом с моим ухом. Ещё сантиметр – и я бы оглох.

Секунды замерли. Его дыхание – как пар от ядерного реактора. Он сейчас взорвётся. Или сломается.

– В церковь, – внезапно выдохнул он. – Сведи меня в церковь.