– Иди, иди.

Закрыв за ним дверь, дед открыл ее вскоре.

– Ей! – крикнул он и махнул костлявой рукой.

Роману пришлось вернуться. Дед зашептал ему на ухо:

– Аспид наш боярин Скертовский, прости мня, Господи! – Он перекрестился.

– Благодарствую. – Роман поклонился.

Он вышел на улицу, какое-то время постоял, подумал и, сказав про себя: «Правы мои старики», пошел в сторону скертовских хором.

На боярском дворе кипела утренняя работа. Кто кормил скотину, кто доил коров, кто подметал двор. Роман направился к конюшне. Войдя вовнутрь, он увидел, как какой-то человек отсыпал лошадям овес. Увидев незнакомца, тот поставил мешок на пол и, вглядываясь в него, спросил:

– Ты хто?

Незнакомец усмехнулся:

– Хто? Роман.

– Роман? – Удивление вырвалось у него из груди.

– Роман, – подтвердил тот и стал спокойно осматривать одну из лошадей.

Мужик стоял в какой-то растерянности, потом неуверенно произнес:

– Уж не Ослябя ли?

– Ослябя, Ослябя, – не обращая на него внимания, в тон ему ответил он.

– Так… он… помер.

– Ето я нарошно, чтоб ближе соседей узнать.

– Аа-а! – Мужик чешет свою головешку. – А щас че делашь?

– Ищу свойво коняку, котору забрал твой хозяин.

– Без его не дам!

Мужик, оттолкнув непрошеного гостя, встал между ним и лошадью. Гость, недолго думая, схватил его за грудки, поднял и швырнул в ясли. Неторопливо подошел к нему. Тот от испуга забивался в угол. Роман наклонился над ним и тихим, но угрожающим голосом произнес:

– Скажишь свойму боярину, че я обиду своих родителей ему не прощу.

Потом брезгливо посмотрел на мужика, спокойно снял со стены две недоузки и, выбрав коней, взнуздал их. Мужик, еле выбравшись из яслей, заорал вслед:

– Он у тя забрал одну коняку!

Роман повернулся и бросил:

– А вторую за собаку.

Когда Роман был уже на середине двора, мужик выскочил из конюшни и заорал во всю глотку:

– Ратуйте, добрые люди! Грабют!

Его крик услышали. На крылец выскочил сам хозяин, высокий, узкоплечий, с плешиной и свисающими длинными волосами.

– Стой! – заорал он. – Эй! Ко мне!

На его крик прибежало несколько мужиков.

– Хватайте его! – орал боярин, топая ногами и показывая на Романа.

Те гурьбой ринулись на него. Удар в грудь здоровяку, первым подскочившим к нему, был настолько силен, что тот, отлетая назад, сбил чуть не всю ораву. Больше никто получить такого удара не пожелал, и они стали разбегаться по сторонам.

– Стой, трусы трекляты! – орет боярин.

Работники остановились. Поняв, что руками парня не взять, они вооружились дубьем. Почувствовав свою силу, стеной двинулись на похитителя. Роман вдруг перемахнул через коня и стал оглядываться. Заметив телегу, мгновенно оказался около нее, с хрустом выворотил оглоблю и угрожающе двинулся на толпу. Та попятилась назад. И опять рев боярина погнал их вперед. Жаль мужиков, но что делать! Он разметал их, как котят. Немногие могли подняться.

Видя такое дело, боярин метнулся в хоромы и выскочил с мечом в руке, встав на дороге. Незнакомец улыбался, медленно надвигаясь на боярина и поигрывая в руках оглоблей. Боярин взревел и, вскинув кверху меч, бросился на Романа. Но опустить его не успел. Получив увесистый удар в лоб, сел на задницу и, вытаращив глазищи, смотрел на ударившего каким-то шальным взглядом. Потом схватился за кровивший лоб и свалился на землю.

Роман вернулся и зашел в коровник. Доярка, видевшая всю эту драму своими глазами, попятилась от него в страхе. Он подошел к ней:

– Не бойсь, – сказал парень, – скажи: твой барин забирал коров у… Ослябей?

Та в ответ закивала головой:

– Да, да.

– Тогда и я возьму парочку!

Скертовский, отвалявшись несколько дней в постели после «боевой» схватки и поняв, что одному ему не справиться с незнакомцем, поехал к соседу, боярину Федьке Долгогляду. И тот немало содрал с бедных Ослябей. Сосед встретил Скертовского с высоко поднятыми бровями.