Стоило Янусу появиться на берегу, как сразу несколько перевозчиков замахали ему верховками. Но Янус знает, что ему нужно. Приветливо помахивая рукой, но проходя мимо, он остановился напротив одномачтовой барки. Такой не страшна и буря. А все от того, что борты внутри укреплены косовыми брусьями да воротовыми поясами. Перевозчик знаком с Янусом. Они обнялись, и Янус машет «команде», чтобы переходили на барку.

Перевозчик был мужик лет за сорок, почерневший от солнца и моря, в рваных, засученных до колен портах. Рубаха, потерявшая цвет, расстегнута, волосяная грудь, начавшая седеть, обнажена. Лицо узкое, глаза быстрые, хитроватые. Он с первого мгновения показал свою ловкость, умение управлять ладьей. Орудуя длинным шестом, вывел судно на большую воду, развернул его и поставил парус. Ветер тотчас надул парус, и барка заскользила по небольшим рябящим волнам.

Крик чаек, специфический запах моря напомнил казакам о пройденном ими пути. Подталкивая друг друга, они показывали на весла, притороченные к бортам. Мол, не хочешь ли, друзек, вспомнить?.. То и дело у бортов раздавались резкие всплески. По ним можно было судить, что рыбы в этих местах много и в воде идет энергичная охота. Порой жертва выпрыгивала из воды и, описав дугу, попадала в лодку. Увлеченные наблюдением за морской жизнью, убаюкивающим мерным ходом судна, они не заметили, как барка уткнулась в берег.

К удивлению Пожарского, спросившего перевозчика о цене, тот отрицательно покачал головой и кивнул на Януса. Хоть князь и не понял значение его кивка, но достал кису и положил на сиденье перед перевозчиком золотую монету. Тот быстро взял ее, попробовал на зуб и оставил за щекой.

Берег был достаточно крутым и заросшим зеленью, которая прятала убегающую вверх тропу. Когда она закончилась, упершись в мощеную площадку, перед путниками, выбравшимися на нее, открылось необыкновенное чарующее зрелище. Слева только что пересеченный ими залив убегал дальше, разрезая землю. Перед ними – необозримая гладь моря, играющего солнечными бликами. А за их спинами – город с белоснежными дворцами, золотыми куполами. И все это утопает в зелени.

Янус, поддернув порты и шмыгнув носом, подошел к Пожарскому.

– Куды дальше? – спросил он.

– Думаю, надо снять хоромы.

– А… хоромы – ето че? – спросил Янус, нагнувшись, чтобы поправить обувь.

– Хоромы – это, как ты сказывал, дворец, – ответил князь.

Янус выпрямился, поправил на голове что-то вроде колпака:

– Естя тута… отчень богатый… етот купеца. Там жил… ф… фр…

– Француз, – догадался Пожарский, сразу вспомнив когда-то освобожденного из плена Роберта.

– Точно, француз. А у ейво была така позадица, вся ряжена, как кукляшки.

Пожарский его понял, поглядел на сопровождавших его казаков. От усов только усики остались, а из одежды – шаровары да рубахи. Он взял Януса за рукав и шепнул ему на ухо:

– Мы могем их, – и кивком головы показал на казаков, – тово, закукляшить?

Тот понял его:

– Че, тогда к купецу? – спросил Янус.

Пожарский, кивнув, поинтересовался:

– Далеко?

Янус вздохнул:

– Не близко.

В дальнем конце площадки, как заметил Пожарский, стояло несколько запряженных лошадей.

– Эти повезуть? – и пальцем показал Янусу на коней.

Тот закивал головой, потом спросил:

– Так… просить?

– Нанимай, – ответил Пожарский.

Янус почему-то покосился на его кисет, потом побежал к коням.

Вскоре подъехали три колымаги. Пожарский сел рядом с Янусом. К ним подсели Давыдов и Воробьев. Казаки разместились на второй.

Дорога, по которой ехал Пожарский со своими людьми, была хорошо наезженной. Видать, ею часто пользовались. Она с обеих сторон была окружена высоким, густым кустарником, который закрывал от глаз, что творилось за ними. Иногда они глубоко ныряли куда-то вниз, а затем взлетали наверх. Тогда можно было рассмотреть поверх кустарников крыши домов. Потом они исчезали.