На официальный протест польского генконсула в Тифлисе представитель НКИД СССР при Совнаркоме ЗСФСР Карклин ответил нотой, в которой вся вина за происшедшие эксцессы возлагалась на политику правительства Польши и поведение сотрудников консульства. Она была направлена без согласования с НКИД и адресована генеральному консулу Польши в Тифлисе (а не «польскому послу», как зафиксировано в решении Политбюро)[533]. Содержание ноты установить не удалось (вероятно, в ней выдвигалось требование от отзыве из Тифлиса польского консула и его сотрудников).
Решение Политбюро об объявлении выговора Карклину отражает как борьбу союзного наркомата иностранных дел с вмешательством республиканских властей в сношения СССР с иностранными государствами, так и осознание необходимости умерить остроту антипольской кампании. 10 июня, в день проведения первой массовой демонстрации в Тифлисе при обсуждении этого вопроса на Коллегии НКИД Л.М. Карахан решился на формулирование «особого мнения» по поводу принятого постановления: «Я не согласен с тем, чтобы «взять курс на энергичное разоблачение [ «воинственных и авантюристических действий и замыслов нынешнего польского правительства»] в нашей прессе, ибо при и без того чрезмерном месте, уделяемом прессой Польше, такая директива превратится в бешеную кампанию против Польши, что считаю нецелесообразным»[534].
События в столице Грузии подтвердили оценки Карахана: эти эксцессы «принесли нам серьезный вред и улучшили тактическую позицию поляков», которые, признавал Стомоняков, получили «внешнюю возможность утверждать, что агрессивны мы, а не они». НКИД был вынужден «значительно изменить нашу линию». Исполняющий обязанности наркома Карахан в официальной форме выразил посланнику Патеку сожаления по поводу тифлисских происшествий. Одновременно представителю в ЗСФСР поручалось заявить, не дезавуируя содержания ноты польскому генконсулу, что «само собой, разумеется», «он, Карклин, осуждает подобные формы протестов и сожалеет, что они имели место»[535]. С середины июня анти польская пропагандистская волна в центральных и республиканских органа: печати начала спадать.
27 июня 1929 г.
4. – О процессе сотрудника латвийской миссии (т.т. Стомоняков, Ягода).
а) Принять предложение НКИД о постановке процесса латвийской миссии.
б) Поручить т. Янсону наблюсти за достаточно тщательной подготовкой и ведением этого процесса
Выписки посланы: т.т. Стомонякову, Янсону, Ягоде.
Протокол № 86 (особый № 84) заседания Политбюро ЦК ВКП(б) от 27.6.1929. – РГАСПИ. Ф. 17. On.162. Д. 7. Л. 93.
В течение 1928–1929 гг. латвийские граждане, в том числе и сотрудник латвийской миссии Москве, неоднократно обвинялись советскими властям в контрабанде (дипломатическим багажом провозились товары, продававшиеся затем на московских рынках), в скупке валюты и других операция с валютой. Как правило, посланник Озолс брал своих коллег под защиту даже в случае доказанности их незаконных действий, что вызывало брезгливо-презрительное отношение к нему со стороны НКИД. Ранее в CCCР состоялось несколько судебных процессов над латвийскими гражданам (коммерческий советник Блюменталь, Канек, др.).