Элмер Джексон допил свой кофе и встал, ухмыляясь. Потерев ладонями живот и потянувшись, он объявил, что ему пора спать. Направляясь к выходу, он похлопал Беллмана по плечу и сказал Джули: если ей когда-нибудь понадобится помощь с мулами, пусть только кликнет.
Когда наступило утро, Беллман стоял на покатом, с заплатками крыльце на коленях, утрамбовывая сумки и тюки, которые собирался взять с собой.
Зачем, спросила Бесс, он берет с собой мамину блузку?
Беллман как раз держал в своих огромных руках блузку Элси в бело-розовую полоску, раздумывая, в какую из сумок ее положить.
– Затем же, Бесс, зачем я беру ее наперсток и вязальные спицы.
– А их ты зачем берешь?
Беллман помешкал, глядя на свои ладони.
– Затем, что ей они больше не нужны, а мне пригодятся.
И он поведал ей об индейцах – как они, и мужчины, и женщины, судя по тому, что ему доводилось слышать, обожают красивую одежду и полезные металлические вещички. Кому-то понравится мамина блузка, кому-то – ее длинные стальные вязальные спицы и медный наперсток. Взамен они дадут ему разные вещи, которые необходимы в путешествии.
– Какие вещи?
Беллман пожал плечами:
– Пищу. Может быть, свежую лошадь, если она мне потребуется. Расскажут, как сделать то или другое или как лучше проехать туда, куда мне нужно.
Бесс серьезно посмотрела на него и понимающе кивнула:
– Может, они смогут подсказать тебе, где искать?
– Именно.
Потом он показал ей сундучок, полный безделушек, которые он собрал с собой вместе с мамиными вещами. Бесс заглянула внутрь и увидела, что сундучок полон пуговиц, бус, колокольчиков, рыболовных крючков, табака, ленточек, кусочков медной проволоки, были там и стопка носовых платков, и несколько небольших кусков цветной ткани, и осколки зеркала.
Бесс выразила надежду, что индейцам все это понравится, и Беллман разделил ее надежду.
Он будет писать ей, сказал он, и при любой возможности отдавать письма торговцам или путешественникам, которые будут отвозить их куда-нибудь на восток, например в Сент-Луис или Сент-Чарлз, и оттуда пересылать ей.
– Смотри, вот тут, на отвороте лацкана, у меня есть маленькая чернильница-непроливайка на булавке. Мне даже не придется останавливаться, чтобы написать тебе письмо, – я смогу писать, сидя в седле, прямо по дороге.
Вся эта история словно зажгла в нем огонь.
Он мог по полдня сидеть неподвижно.
Он прочел ее раз двадцать.
Когда Бесс заходила к нему, вернувшись со двора, чтобы поболтать и поиграть, он говорил ей, что занят, пусть, мол, пойдет еще побегает.
Когда наступала темнота, он зажигал лампу и читал снова и снова. Ножом он вырезал из газеты статью, сложил листок вчетверо и спрятал в карман рубашки, у сердца. Он чувствовал, что даже дышать стал по-другому. Теперь он не мог усидеть на месте: вышагивал из угла в угол и каждые полчаса доставал из кармана на груди листок, разворачивал его и снова читал. В статье не было иллюстраций, но в его воображении эти находки представали чем-то похожим на развалины церкви или окаменевшие останки потерпевшего крушение корабля: чудовищные кости, гигантские бивни, найденные там, где они бог знает сколько пролежали вросшими в соленую землю Кентукки. Зубы размером с тыкву, лопаточные кости шириной с двор, челюсти, позволявшие представить себе голову длиной с высокого человека. Совершенно неведомое существо – animal incognitum. Люди, разгребавшие землю и разглядывавшие исполинские останки, гадали: что могло случиться с громадными зверями, которым они принадлежали, и не топчут ли еще землю такие же огромные монстры на неисследованных территориях запада?