– Я перекрашена, к вашему сведению, – с гордостью заявляет.

– Это ничего не меняет, мозги-то химией сожгла, – указательным пальцем тыкаю в нахмуренный лоб.

На кухне не вижу ничего необычного, всё как у всех – шкафы и бытовая техника. В спальне так же – двухместная кровать и гардероб. А насколько мне известно, квартира двухкомнатная. Либо я ошибся, либо что-то упускаю.

– Вы такой вежливый, умеете с девушками обращаться, наверное, отбоя от них нет.

Со стороны мы, возможно, выглядим как два идиота, которые соревнование по актёрскому мастерству устроили.

– Чаю нальёшь, или как? Там зима за окном, я замёрз, – проговариваю и занимаю место на угловом кухонном диване.

– Обычно я незнакомцев в дом не пускаю, но так уж и быть, над вами сжалюсь, – говорит эта заноза и чайник ставит.

– Я знал, что пришёл по адресу, – произношу, осматривая внимательнее кухню, пока Комарова готовит заварку.

– Товарищ полицейский, а будьте честны хоть один раз в жизни, – бубнит, стоя спиной ко мне. – Что вас ко мне привело?

– Во-первых, я самый честный полицейский, а во-вторых… – договорить мне не даёт раздавшийся голос с помехами, словно кто-то радио включил.

«Драка в кафе на Вокзальной пять, кто ближе, примите вызов» – сообщает женский голос, и надо быть полным идиотом, чтобы не понять, что это полицейская частота.

Комарова замирает с закипевшим чайником в руке, тело напряглось как струна на гитаре, и поворачиваться ко мне она и не думает.

– Как интересно, Комарова, – протягиваю и встаю на ноги.

Кручусь по всей кухне в поисках источника звука, но пока без толку.

– Что именно, товарищ милиционер? – вопрос задан дрожащим голосом.

– Ты, Комарова, очень интересный персонаж, – отвечаю, наклонившись к её уху, и девушка вздрагивает. – Отдай сюда, ошпаришься ещё, – вырываю чайник из её рук и ставлю на столешницу. – Что это было? – спрашиваю, схватив её за плечи и повернув к себе лицом.

– Не понимаю, о чём вы, – мотает головой, продолжая делать из меня дурака.

– Я ведь всё здесь переверну, но «юбку» твою, Холмс, я найду, – хитро улыбаюсь, замечая, как меняется в лице эта шпионка.

– Вы уже хряпнули с утра, товарищ милиционер? Бред какой-то несёте, – держится достойно, но участившееся дыхание и дрожащий голос выдают её с головой.

– Плохая из тебя актриса, – вздыхаю и отхожу, пока исходящий от неё чёртов запах ванили не свёл меня с ума.

– Думаю, вам уже пора…

– А ты не думай, голова болеть будет, – бросаю через плечо и приближаюсь к выходу из кухни.

«Тридцать вторая, мы берём» – снова раздаётся, но уже чётче и ближе.

Выхожу в коридор, включаю свет и осматриваю каждый миллиметр.

«Поспешите, ребята, уже есть раненые, скорую уже отправили» – отвечает диспетчер, и я понимаю, что звук раздаётся из того самого шкафа в конце коридора.

Значит, рацию спрятать успела, а отключить не додумалась. В два шага оказываюсь у глянцевых дверец, но Комарова тут же прибегает и прислоняется спиной к шкафу.

– Вы не имеете права, у вас нет постановления, – выпаливает, едва дыша.

– Я и есть постановление, – отталкиваю её и, схватившись за ручки, открываю двери. – Нихрена себе, – присвистываю, реально охренев.

Шкаф оказывается совсем не забитым одеждой, а входом во вторую комнату. Ну, шпионка, даёт. Перешагнув порог, я захожу в помещение, где горит синий свет настенной лампы в виде облака, и охреневаю ещё больше.

Здесь настоящее шпионское логово: большой рабочий стол, на котором стоят два компьютерных монитора, на стенах куча фотографий и разноцветные бумажки с какими-то заметками, на тянущихся от одной стены к другой ниточках, так же висят снимки. И не просто снимки, а улики: трупы, лужи крови, места преступления, орудия убийств. И это я только по одной ниточке прошёлся.