Динамика роста Meadowbrook Dairy отражает тенденции в молочном животноводстве США, подтверждаемые статистикой Министерства сельского хозяйства. В 1970–2006 годах средний размер поголовья на ферме принципиально возрос: с 19 до 120 коров. В средней цифре скрывается еще более существенная перемена. Мелкие молочные фермы стремительно исчезают. Пусть на долю мельчайших ферм с поголовьем до 30 коров еще приходится около 30 % всей молочной отрасли, их суммарное поголовье составляет всего 2 % всех коров в стране и всего 1 % общего производства молока. Зато с 2000 по 2006 год вдвое выросло количество ферм с 2000 и более коров. В 2006 году эти мегафермы давали почти четверть всего производимого молока – и большую его часть в западных штатах{3}.

В Европе тоже происходит неуклонная консолидация молочной промышленности и рост поголовья в стаде. В 1998–2013 годах в Великобритании количество зарегистрированных производителей молока уменьшилось более чем вдвое. В 2008–2013 годах росли в размерах только те британские фермы, где производилось по два и более миллионов литров молока в год, со средним поголовьем, исходя из среднегодовых надоев, 300 коров, при этом цены на молоко были рекордно низкими{4}. Все большее распространение получают фермы, где содержится по 2000 и более коров. США лидируют, Европа следует за ними.

Meadowbrook Dairy быстро подхватила тенденцию к переменам. После череды внезапных смертей в семье двадцатисемилетний дядя Бронвен, тоже Эдди, оказался в 1978 году единственным хозяином фермы. Это были нелегкие времена. Разраставшиеся пригороды Сан-Бернардино грозили поглотить ферму, назревали стратегические решения. И снова советы специалистов по молочной промышленности из Калифорнийского университета в Дэвисе оказались решающими. Поборов соблазн перебраться в долину СанХоакин, Эдди переселил все свое стадо на пятьдесят миль севернее, за горы Сан-Габриэль, в Эль-Мираж. Высокая пустыня не обещала буйных пастбищ, зато 200 гектаров люцерны сулили вертикальную интеграцию. В системах молочного производства воцарялась максимальная интенсивность; электричество добывалось переработкой навоза в анаэробном автоклаве. При этом росло поголовье: на пике дойное стадо достигало 2200 голов. Но хозяйство существовало на грани выживания.

Для таких рядовых молочных хозяйств самостоятельная переработка молока или попытки производить что-то оригинальное не могли повысить рентабельность. Члены семьи с гордостью рассказывают о ферме, но каждое коммерческое решение, каждый этап роста объясняется и истолковывается как неизбежное следствие рыночных условий. Посвятив управлению фермой более тридцати лет, Эдди проиграл потребительскому рынку, над которым не был властен. Ему остается говорить с привычным стоицизмом: «Каждый фермер переживает взлеты и падения, по части прибыли и убытков это циклический бизнес. В нем никогда нельзя рассчитывать на стабильный процент доходности».

В контракте на поставку молока указывается вес сухого вещества – молочного жира и белка в фунтах, обеспечиваемых имеющимся поголовьем, – так что система подразумевала максимум производства при максимальной эффективности. При такой модели молочного фермерства главное – это стоимость кормов, поэтому Эдди приходилось изворачиваться и заменять собственные силос и сено дешевыми отходами пищевых производств. В этом ему помогали технологии. В конечном итоге все сводилось к введению в компьютер данных по шелухе миндаля, хлопковому семени или жмыху цитрусовых и к получению сбалансированной, оптимальной по питательности кормовой смеси.