– Я с вами потом поговорю, – сухо сказал бурый с зелеными пятнами Причард, вырвавшись из-под торфа, и отправляясь отмываться к ближайшему озерку. Стоило ему отойти на несколько шагов, как прорвало и нас. Даже Штуш, прислонившись для страховки к могучей сосне, дико хохотал, тряся головой и распахнув пасть. Отдышавшись, мы с Матильдой переделали седло Громобоя, чтобы ей можно было ехать на Куте. Тильда взобралась на хвостатого и сделала несколько пробных кругов по поляне.

– Шатает и мотает, – сообщила он, спрыгивая. – Но жить можно.

– Забавно смотрелось, – прокомментировал я. – Как тот мужик с картинки, что нам священник показывал. Помнишь, нет? Ну, на голове у него еще простыня была намотана, и он в домике сидел. В каком – в каком? Нужник знаешь? Вот…

– А причем тут я?

– Так он на такой же туше ехал! Только четырехлапой и с длиннющим носом! Там еще было написано, что она очень громко этим носом трубит и может срывать бананы.

– Что срывать?

– Бананы. Типа шишек, на пальмах растут.

– На чем растут?

– На пальмах. Типа сосен, только без иголок.

– А ты откуда про это знаешь? – прищурилась Тильда.

– Так я же говорю: священник показывал.

– Что за священник?

– А ты что – священника не знаешь? Из Эстора приезжал. Молодой такой. А умный! Я у него почти три дня просидел. А потом он уехал. По делам, сказал. Больше не приедет. А жаль.

– А звали его как? – встрепенулась Тиль.

– Вот запамятовал. Что-то с Римом связанное… Рем? Ромул? Нет, не вспомню.

Матильда явно казалась огорченной.

– А я где была?

– Где? Да за облепихой своей вшивой сказала по горам, как коза! Зато я видел тварь с носом, а ты нет! И про бананы знаю!

Но Тильда уже не отвечала, а, нахлобучив на голову рогатый шлем, пыталась меня забодать.

– Два удара – четыре дырки! – обещала она, с пыхтеньем наскакивая на меня. Я спасся от нее на дерево, где к своему счастью обнаружил пчелиное дупло.

– Ура! – крикнул я сверху. – Мед!

– Я же говорила, что нюхом чую! – обрадовалась сестра.

– Тиль, тащи скорее флягу!

Матильда тут же забыла о намерении пропороть меня в четырех местах и кинулась к багажу. Тут ужасно некстати вмешался Кутя, до тех пор мирно топтавшийся на другом краю поляны и разминавший лапы.

– Слушайте! – ликующе возгласил он. – Я тоже могу носом трубить!

И он издал ТАКОЙ звук, что я мигом слетел с дерева, а Тильду стало на бегу мелко-мелко трясти – Кутин рев срезонировал внутри ее шлема. Как она мне потом описывала, ощущение было такое, будто ей в уши засунули штырь, дали по нему молотком и в то же время медленно проворачивали. Мне сразу же пришли на ум строки «И в ухи я успел воткнуть и там два раза провернуть мое орудье…", однако делиться ими с сестрой я даже и не подумал.

Самое противное – то, что от вопля нашего маленького трубача прорезались пчелы. Может, проснулись, может, разозлились, может – и то, и другое. Факт в другом. В том, что в следующее же мгновенье я уже мчался, ломая ветки, к озерцу и рухнул туда, обдав фонтаном мутной воды только что вытершегося насухо Прича. Выяснилось, что сделал я это вовремя – рой в рассуждении кого бы покушать ринулся на него. Бравый оруженосец с медвежьим ревом опять бухнулся в воду. «Голодный, но тяжелый», мелькнуло у меня в голове, так как Прич буквально вдавил меня в дно пруда. Когда я уже начал задыхаться, мой убийца резко перестал меня давить и исчез. Спустя миг и я оказался над водой, глотая ртом воздух. Спасительницей оказалась Тиль – она, грозно нахмурившись, держала нас за шиворот, а мы висели в ее руках, мокрые и грязные, как нашкодившие котята.

– Где пчелы? – отлаявшись от воды, спросил я.