Одним из таких примеров является появление в иврите воспетого легендарным Барковым известного русского выражения, в котором упоминались родственники по женской линии. Неизвестно точно, когда оно попало в иврит. Судя по всему, достаточно давно, потому что успело измениться до неузнаваемости и превратиться в одно слово, звучащее на иврите как «кибенимат». Значение при этом осталось практически тем же, что и в языке оригинала: кибенимат – это то, туда посылают. Правда, вместе с изменением формы изменилась и степень ненормативности – в иврите это слово, конечно, не относится к изысканному языку, но и на табуированность не тянет.

Иногда происходили более запутанные трансформации, в которых участвовали несколько языков сразу. Например, идишское слово «лох» – «дыра», объединившись с одним из основных русских нецензурных слов, образовало чисто ивритский термин «пизделох», обозначающий что-то очень далекое. Что-то типа мыса Дежнёва. Или того места, куда Макар телят не гонял.

Хотя авторы этих лексических единиц остались безымянными, можно предположить, что писателями они не были. К языку они явно не относились как к объекту искусства, но однозначно сделали его более гибким. И даже можно утверждать, что некоторым образом его украсили.

По утверждению Айзека Азимова, «У людей есть тенденция хвалиться, что они лучше соседей, что их культура древнее и выше, чем на других планетах, что всё хорошее на других мирах заимствовано у них, а плохое искажено и испорчено при заимствовании, либо изобретено где-то в другом месте». Об отношениях с другими планетами, несмотря на впечатляющие успехи Элона Маска в области освоения космоса, говорить пока что преждевременно, а вот заимствования – тема вполне актуальная, хотя и происходят исключительно в рамках одной планеты. Это, конечно, совсем не те расстояния, о которых писал Азимов. Какие-то несколько сотен или даже тысяч километров – это ничто по сравнению с парсеками или световыми годами, но и на таких расстояниях могут происходить загадочные вещи.

Когда заимствования проходят относительно прямой путь, это не вызывает никаких вопросов. Слово может возникнуть в Польше или в России в незапамятные времена, проникнуть из русского или польского языка в применявшийся в данной местности диалект идиша, с его носителями добраться до Палестины, а там уже войти и в иврит, в котором, несмотря на древность, не нашлось адекватного аналога. Но легких путей не ищут не только люди, но и слова. Более того – иногда у слов просыпается страсть к приключениям.

Одно такое слово появилось в языке фарси. Звучало оно как «балахана» и значение имело весьма банальное – «комната над главным входом» или же просто «балкон». Пользовались им там, где говорят на фарси – то есть в Иране, но тут в дело вмешалась политика. С Ираном соседствовала Османская империя, с которой Иран то торговал, то воевал. Соответственно, постоянно соприкасались и носители языка. Постепенно обсуждаемое слово перекочевало в турецкий язык, несколько изменило звучание, затем переместилось в русский, но уже с другим значением. Толковый словарь определяет «балаган» как «временную постройку для увеселительных, ярмарочных зрелищ». Как-то незаметно это слово стало обозначать и беспорядок – и именно в этом значении так полюбилось некоторым жителям «черты оседлости», что, переехав подальше от ограничений на право проживания и процентных норм в Палестину, они продолжили его употреблять. Самое при этом забавное, что произошло это, судя по всему, ещё в те времена, когда Палестиной управляла Османская империя – так что слово, изменив значение, повторило часть маршрута, только в обратную сторону. Можно, конечно, предположить, что евреи, приехавшие из Восточной Европы в Палестину, уже там заимствовали это слово у турок, но против этой гипотезы говорит тот факт, что слово «балаган» применяется в современном иврите в том же значении, что и в разговорном русском языке – то есть, для обозначения беспорядка.