Бабушка Ульяна одна подняла своё огромное семейство. В голодный 1921 год она ездила даже в Ташкент и привезла мешок муки. Умерла она на девяносто девятом году.

У них, Алексея и Ульяны, было восемь детей. Умер только маленький Кузьма, ещё при отце.

По старшинству в ряд вот их имена: Федосья, Иван, Мария, Михаил (по паспорту Макар) – мой отец, Пётр, Дмитрий и Татьяна.

Внуков у неё четырнадцать, а счесть правнуков и праправнуков мне не просто, – спасибо моим двоюродным сёстрам Люции и Нинель, которые уже составили родословную этой огромной семьи, разлетевшейся по просторам России и ближнего зарубежья: Крыма, Украины, Казахстана, Москвы, Санкт-Петербурга, Камчатки, Каменск-Уральского, Камышлова, Алма-Аты, Екатеринбурга и т. д.

Кого только нет в этой семье: врачи, инженеры, педагоги, юристы, военные, торговые работники, конструкторы, священнослужители, администраторы и даже… политики.

Начиная с третьего и четвёртого поколений (внуков и правнуков), в этой семье, кроме исконно русских, появились украинцы – их особенно много, белорусы, евреи, цыгане, эстонцы…

Много среди них людей замечательно одарённых: я каждый раз хваталась за перо, когда уходила от нас тётя Феня (Феодосия), чтобы записать после неё множество метких словечек, таких необычных и выразительных, что они меня изумляли, смешили и пленяли одновременно. Хотя не могу сказать, что я любила эту тётушку. А дочь её, Валентина, оказалась оригинальной художницей. Она выращивает экзотические цветы, а из их лепестков создаёт несравненной красоты картины. С ней мы плохо ладим…

Всё-таки родные мамы оказались нам ближе, потому что принимали в нашей жизни прямое участие: мы жили у них во время войны, они кормили нас и всю жизнь одевали.

В большой «семье своей родной» моего отца я «казалась девочкой чужой». Я очень рано научилась читать и жила в «воздушном замке» прекрасных фантазий. В практической жизни семьи почти не участвовала. А мои сёстры и братья прошли хорошую жизненную школу, были хозяйственными, домовитыми, в отличие от меня, практически приспособленными. Между собой они постоянно общались.

Настоящая внутренняя близость возникла у меня только с троюродным братом Геннадием (братьями были наши деды Аким и Алексей) и двоюродным Леонидом (его отец Пётр был пятым ребёнком в семье после моего отца).

С Геннадием вместе прошла наша молодость. Мы были ядром большой молодёжной компании, пока учились в школе, а он в техникуме, позднее мы – в университете, они – в УПИ.

Не знаю, буду ли я писать о замечательных днях своего золотого студенчества, но в Геннадии я и сейчас имею родную душу. Живёт он в Москве, стал энергетиком.

С Леонидом мы сблизились в последние годы. Он оказался талантливым врачом и лечил моих родителей. Близки были и наши духовные интересы: его влекла мистика, мы читали одни и те же книги, одно время я втянула его в Сиддха-йогу. Но он был выпивоха и в момент очередного запоя сгорел в пожаре. Такова официальная версия. Неофициальная – ему «помогли» уйти из жизни.

Умер он 18 декабря 2001 года накануне большого православного праздника в честь Святого Николая-чудотворца. Говорят, теперь он находится под его покровительством.

Светлая ему память.

В последнее время мне стала дорога Люся (Люция), средняя дочь тётушки Марии. Мария была третьей в семье и умерла на девяносто третьем году. Она была прославленной птичницей, имела орден Ленина за работу в колхозе, под конец жизни стала верующей. Люся регулярно навещает моих родителей. В живых теперь остался один отец. Ему через месяц исполнится девяносто один год. Я привыкла радоваться каждому приезду моей двоюродной сестры.