— Не смей, — Тина щекочет дыханием мой подбородок, а в глазах сталь.

Тина вздрагивает, но я крепко удерживаю её на месте и целу́ю. Жёстко, властно, напористо. Так, как положено счастливому мужу, получившему в жёны самую красивую женщину. От неожиданности Тина раскрывает губы, и мой язык пользуется нечаянным приглашением — врывается в тёплый рот, таранит, берёт в плен. Отступает и снова нападает. Тина упирается ладошками в мою грудь, но не отталкивает — тогда даже самые слепые из гостей заподозрят, что со свадьбой этой не всё в порядке. Моя жена гладит лацканы пиджака, но я знаю — будь такая возможность, она бы разорвала ткань в клочья, до сердца добралась.

От контраста между показной покорностью и клокочущей яростью меня ведёт. Трудно остановиться, когда каждая клетка тела вибрирует желанием обладать, сделать своей, подчинить и сломать.

Да откуда это взялось во мне? Дурею и сам причину найти не могу.

На то, чтобы не смахнуть со стола регистраторши всё к чёртовой бабушке и не взгромоздить туда Тину, уходит весь мой самоконтроль. Кто-то хлопает, радуется, но на один короткий миг всё отходит на второй план. На первом оказывается одержимость. Я расслабляюсь, и острые зубы вонзаются в мой язык. Привкус железа во рту пьянит ещё сильнее, но и отрезвляет.

Пора заканчивать, пока всё не вышло за рамки.

Когда отстраняюсь, пьяно слизывая терпкий вкус поцелуя, Тина смотрит на меня так, словно готова уничтожить. Растоптать. Убить. Я снова хватаю её за руку и под оглушительные аплодисменты мы покидаем здание.

— Как я вляпалась-то? — бубнит Тина, когда оказываемся на улице. — Хватит. Отпусти!

Рвёт руку, и я даю ей эту свободу.

— Ты меня поцеловал! Обслюнявил всю, — морщится в отвращении, ногой топает. Пышная юбка шелестит, а высокая грудь яростно вздымается и опадает от тяжёлого дыхания Тины. 

— Ты моя жена, я должен был тебя поцеловать.

— Этот брак — фарс! Фикция! Ты не имел права. Вообще никогда меня больше не трогай.

— Конечно, всё так и есть. Фикция, — киваю, потому что спорить с женщиной — это точно не моё любимое занятие. — Но ты красивая и тебя хочется целовать. И трахать.

То ли от смущения, то ли от злости лицо Тины становится пунцовым. Она фыркает и с остервенением расправляет юбку.

Тина невысокая, но в этот момент кажется настоящей фурией. Наверное, она бы ударила меня, впилась ногтями в кожу, разодрала моё лицо до крови, если бы не толпа гостей, хлынувших следом за нами.

— Улыбайся, жена, — обнимаю окаменевшую Тину за плечи, прижимаю спиной к своей груди и зарываюсь носом в тёмные волосы. — Изображаем любовь, иначе в наше счастье никто не поверит. И тогда, после смерти твоего отца, а она уже скоро, они с удовольствием оторвут твою красивую голову и выбросят на помойку.

Тина шумно дышит, но на волю не рвётся. Умница.

— Посмотри на них, любимая. Они же стервятники. Вся твоя родня. Звери.

— А ты? — чуть слышно.

— Я, может быть, ещё хуже. И это хорошо. У меня хватит сил сломать любому из них хребет. И твой отец знает об этом. Потому ты — моя жена.

— Будь оно всё проклято, — сквозь сжатые зубы говорит Тина и всё-таки улыбается.

2. 2. Тина

Это полная катастрофа.

Свадьба эта ужасная, ресторан дурацкий, мужчина, надевший мне кольцо на палец. Поцеловавший так, словно сожрать хотел. Он… слишком напористый для фиктивного мужа.

Закрываю глаза, дышу глубоко и размеренно, а лицо болит от фальшивых улыбок. Тело скованно, мышцы ноют, как после многочасовой тренировки, и всё, о чём мечтаю, — скинуть с себя дурацкое платье, распустить причёску, снять каблуки и лечь в кровать. Заснуть часов на сорок, и чтобы ни одна живая душа не посмела разбудить. Только сбудется ли? В последнее время я ни в чём не уверена.