Зейн продолжал что-то блеять про незабываемые ночи любви, а меня переполняло негодование. Он лебезил так мерзко и скулил так противно, что я не выдержала и, отвесив ему мощнейшую пощечину, покинула сад.

***

Трус. Мерзкий, поганый трус! Лицемер! Сволочь! Гад! А Одди? Бедная Одди… А Аурэлли? О, она хороша! Еще одна Любаша… Спасибо! Оставила мне в наследство ворох своего грязного белья. И теперь я – такая же «Любаша». Теперь мне с этим жить! Я сама себе противна…

Повозмущавшись вдоволь, я выдохнула и попыталась успокоиться. В конце концов, это не я, а прежняя Аурэлли нагородила тут дел с чужими мужьями… а мне теперь все это придется расхлебывать.

Ладно. Я скрестила руки и выглянула в окно своей комнаты, куда удалилась в срочном порядке после встречи с Зейном. Зато теперь я знаю ответы на некоторые вопросы.

Во-первых, стало понятно, почему меня ненавидит Одди. О, она делает это совершенно законно! Как я ее понимаю. Я, как бы абсурдно это ни звучало, с ней даже солидарна. И с зеленым кулоном все понятно, мне его наверняка подарил Зейн, а Одди это прознала тем же методом, что и про золотое ожерелье. Прознала и мучилась. Мучилась и молчала, интересно, почему? Зейн запугал ее? Грозился опозорить? Бросить? Теперь я понимаю, почему сестра хотела сбагрить меня дракону. Почему обрадовалась, когда я заявила, что люблю своего жениха, что он мне приятен и симпатичен… Мое увлечение другим мужчиной было для бедной Одди спасением, но она совершенно не верила в это! Мои признания казались ей не надеждой, а злой насмешкой, издевкой.

Она мне не верила.

Во-вторых, мне стало понятна вся свистопляска с «бусами». Паззл сложился, и все встало на свои места. Зейн прикупил драгоценность для своей любовницы (то бишь для меня) и отослал «бандеролью» через верную Лану, свято хранящую хозяйский секрет. Потом, когда Наина вынудила Одди заговорить о годовщине свадьбы, выяснилось, что сестра проследила за тем, как муж выбирал ожерелье, и решила (понадеялась! ), что дар предназначается ей. Не знаю, что случилось бы, не расскажи Одетта о своей осведомленности, но Зейн узнал обо всем и подсуетился. Он выкрал ожерелье, воспользовавшись суматохой вокруг отравления жены…

Черт! Это ведь он ее отравил, я почти уверена. Конечно, на момент отъезда из нашего имения в горы Одди еще не успела проболтаться про то, как наведалась в ювелирный магазин, но… предположу, что он рассчитывал наведаться ко мне, пока супруга крепко спит.

Вот подлец! А какой ловкий обманщик, я ведь даже не замечала его прежде. Человек-невидимка. Человек-тень. Ничем не выдавал до поры до времени свое ко мне отношение. Всегда эти упертые в стену глазки, холодный безразличный взгляд. Для всех – просто идеальный супруг!

А что же Наина? Выходит, ни к отравлению, ни к краже ценностей она непричастна? Выходит, что так… Правда, невиновность соперницы вовсе не означает, что мне нужно перестать держать с ней ухо востро. С такими, как Наина, расслабляться нельзя. Я вспомнила слова Одетты про то, что перед тем, как рухнуть без чувств из-за передозировки снотворного, она слышала чьи-то шаги в коридоре и открыла дверь, чтобы посмотреть. Интересно, кто это все-таки был? Зейн, насколько я помню, прибежал вместе с остальными на мой крик о помощи. Ожерелье он спер потом, когда Дорин оторвал его от бездыханного тела жены и спровадил в толпу. Отметился, так сказать, перед всеми и незаметненько исчез. Значит, все-таки Наина к моей комнате ночью подбиралась…

Боже мой, что мне со всем этим делать теперь? На глаза навернулись слезы обиды и злобы. Было противно, грустно, больно. Тошно. Было жалко себя. Было жалко Одди. А Зейна хотелось прибить чем-нибудь тяжелым. И прежнюю Аурэлли тоже.