— Ты ведь тоже будешь со мной завтракать? — спросила я девушку.

— Нет-нет, что вы, — совсем растерялась та. — Прислуга питается отдельно.

— Вот я думаю, что это неправильно, — решила я как-то выкрутиться из ситуации, а то неизвестно что подумает о моих странностях Вила. — Все должны питаться за одним общим столом — люди, прислуга, собаки… в смысле, кошки… то есть кэдаусы. Ой, и не прислуга и люди, а просто люди. В том смысле, что вы тоже ведь люди… В общем, я хотела сказать… — Я почувствовала, что стремительно краснею от жуткого стыда за то, что несу, и закончила строгим торжественным тоном: — Я все хорошенько обдумаю и составлю новые правила этикета для нашего дома. Где все будут равны. Ну, почти. Кстати, я ведь имею на это право? — Я вдруг с ужасом поняла, что ничего не знаю о других обитателях этого дома. Не знаю даже, живы ли мои родители, и если да, живут они со мной или отдельно.

— Вы на все имеете право, госпожа, — поклонилась Вила. — На все, что позволит госпожа Памара. Она тоже уже спускается к завтраку, идемте скорее, чтобы не заставить ее ждать.

— Ты иди! — взволнованно воскликнула я. — А я сейчас… скоро… очень быстро… только носик напудрю…

На самом деле мне нужно было срочно узнать у кэдауса, кто такая эта Памара, без которой, как я поняла, мне в этом доме не позволено ничего. Да и не только, наверное, в доме.

— Только вы побыстрее! — молитвенно сложила руки служанка. — Не то госпожа Памара будет сердиться.

— Иди-иди, — закивала я. — Мне нужна всего минутка.

Стоило девушке выйти, я набросилась на кэдауса:

— Мух! Ты почему ничего не сказал об этой Памаре?!

— Просто не успел, — оторопел от моего натиска Мух. — И потом, я и подумать не мог, что ты даже своих родителей забыла.

— Она что, моя мама?! — ахнула я, зажав рот ладонью.

— Почти. Она твоя мачеха.

— Ну да, ну да, я ведь Золушка… — пробормотала я, и спросила уже отчетливо: — А где мой папа?

— Папа умер, — сказал кэдаус. — Примерно год назад.

— А сестры? — спросила я. — В смысле, мачехины дочки. Они-то хоть живы?

— Увы, нет.

— Что с ними случилось?! — испугалась я.

— Они просто не родились. Вы у госпожи Памары одна.

— Ага, — вновь забормотала я. — Мы с Памарой ходим парой…

— Я бы не сказал, — возразил Мух на мое бормотанье. — Вы редко куда-нибудь ходите вместе.

— Потому что она меня не любит? — прямо спросила я.

Кэдаус не стал увиливать.

— Я не очень-то разбираюсь в человеческих чувствах, — сказал он, — но и впрямь сомневаюсь, что она тебя любит. Бережет, заботится — это да, а вот что касается любви…

— Бережет и заботится — в том смысле, что ничего не разрешает? — прищурилась я.

— Отчего же, разрешает. К примеру, даже очень одобряет твои встречи с принцем.

— Странно, — хмыкнула я. — По-моему, у Золушки все было иначе…

— О какой Золушке ты говоришь? Уже не первый раз, кстати. Или это ты так себя ласково переиначила? Ну да, Золла — Золушка… Но тогда как у тебя может быть что-то иначе, чем у себя же?

— Не бери в голову, — сказала я. — Я и сама не помню, что это за Золушка. Может, и правда я? А почему иначе?.. Ну, вот такая я противоречивая потому что.

— А вот противоречить Памаре не стоит, — сказал Мух. — И давай-ка, правда, поспеши. Не нужно ее злить понапрасну.

— Но ты мне хотя бы подскажи, как мне с ней себя вести, что говорить? — заволновалась я.

— Говорить в любом случае стоит поменьше. В небольшом количестве слов и глупостей будет содержаться не так много. А как себя вести?.. Ну, тут все просто: соглашайся с ней во всем — и все дела.

— Даже если она потребует спрыгнуть с десятого этажа? — хмыкнула я.

— Не потребует. В Лозоро нет таких высоких зданий. К тому же она вполне разумная женщина и, должен заметить, очень воспитанная и культурная.