Мы добрались до дома, из которого валил черный дым. Поднялись по ненадежной лестнице, заглянули в первую попавшуюся комнату. В ней никого не оказалось, но через стену раздался хрип.

– Туда, – кивнул Риган мне за спину.

В соседней комнате нашлась женщина. Умирающая, и ее было не спасти. Она лежала в груде тряпья в углу, а возле нее тлели угли, источая зловоние. Дабы не лишиться жизни по глупости, мы с Риганом не стали подходить близко – мало ли чем болеет несчастная. Заразиться холерой желания не было.

– Мадам? – позвал Риган негромко.

Незнакомка отозвалась кашлем. Она так зашлась в нем, что сплюнула сгусток крови, и еще год назад меня бы затошнило от этого зрелища, но после болезни мамы во мне уже ничего не вызывало брезгливости.

– Мадам, что это за город? Где мы находимся? – Риган повторил попытку дозваться до женщины.

Та хотела приподнять голову, чтобы увидеть, кто нарушил ее покой, но не смогла. В стеклянных глазах уже почти не было жизни.

– Мы ничего от нее не добьемся, Риган. Посмотрим еще.

Мужчина, к счастью, спорить не стал. Ему-то хорошо, тепло, не то что мне. “Гостить” у умирающих дольше минуты сил не было.

В еще одной комнатушке обнаружился ребенок лет десяти. Огромными глазами он смотрел на нас, кутался в огромное старое пальто и тоже молчал.

– Говорить здесь не умеют, что ли, – разочарованно выдохнула я.

– Эппинг! – выкрикнул мальчишка и испуганно заозирался по сторонам, услышав эхо.

– Эппинг? – повторила я, видя, как бледнеет лицо моего фиктивного мужа. – Риган, где это? В окрестностях Лондона?

– Не совсем, – пробормотал он. – И везли нас довольно долго.

– То есть домой мы попадем, просто не так скоро, как хотелось бы? – наивная девчушка внутри меня никак не желала признавать очевидного: мы и правда в кошмаре.

– Лондон в девятнадцати милях отсюда, – Риган тяжело сглотнул. – Будь у нас обувь и теплая одежда для тебя, мы могли бы добраться до города пешком. Но так… Боюсь, нам нужно отыскать хотя бы лошадь, я уж не говорю о телеге.

– Нас везли четыре-пять часов, – ахнула я. – Значит, Паркер и Ханна еще сами не успели вернуться в Лондон? Мы успеем их догнать?

Риган посмотрел на меня недоуменно, и я прикусила язык. Какие глупости несу! Может, холод уже добрался до мозга? Я ведь никогда не была глупой, так что же сейчас вырывается из моего рта? Стыдоба какая.

– Уходите, – заговорил мальчишка. – Скоро вернется отец.

– У твоего отца есть лошадь? – спросил Риган с надеждой.

Мальчишка не ответил.

Мы ушли. Нужно было найти комнату, где горит костер, но муж почему-то повел меня на улицу.

– Я так далеко уйти не смогу, – прохрипела я, теряя голос. – Еще совсем немного и заплачу, и вам это не понравится. Но я прошу прощения заранее – я не могу сдержать слез, когда мне страшно.

– Вчера вы пришли к Ванессе, – оборвал меня Риган. – Почему – я слышал. Но вы говорили, что были похороны вашей матери.

– Верно.

– И, лишившись родного человека, вы не проронили и слезинки. Покинув похороны, вы держитесь вот уже почти сутки, и еще ни разу не заплакали. Так для чего лить слезы теперь?

Я хмыкнула, поджав, наверняка уже синие, губы.

– Мама болела долго, и я уже давно свыклась с мыслью, что однажды ее не станет. Когда она ушла, меня это опечалило, но не более того. Я рада, что мама больше не страдает. Видели бы вы ее в последний год жизни: скелет, обтянутый кожей. Едва могла есть и пить, и то по кусочку пирога и глотку воды в день.

– Примите мои соболезнования.

– Благодарю.

На этой ноте наш разговор перестал клеиться. Мужчина шагал целенаправленно вглубь городка, я почти бегом за ним, и вскоре мы оказались у здания, чем-то похожего на едальни, в которых обычно собираются пьянчуги.