Беатрис подходит к шкафу и выдвигает первый ящик. Он набит разноцветными папками.

– Начни с Анхеля, Альберто Кастаньо Круса.

Она вынимает из ящика толстую синюю папку и садится за компьютер.

– Программа уже открыта, – говорит Беатрис, и на черном мониторе загорается разноцветная таблица. – Кликни здесь, чтобы создать новую карту пациента, и вбивай в пустые окошки информацию, которую найдешь в папке.

Тетя набирает данные пациента, показывает, как работает программа, потом я занимаю ее место. Я работаю до вечера, пока Беатрис не выходит из своего кабинета и не сообщает:

– Пора домой.

Прежде чем запереть клинику, она включает охранную сигнализацию, нажимает специальным ключом на датчик, после чего мы молча возвращаемся в замок.

Сегодня на ужин gambas al ajillo. Креветки в ароматном чесночном соусе подаются в керамической оранжевой миске. От их запаха у меня текут слюнки, и я вдруг вспоминаю, что сегодня ничего не ела, кроме хлеба с томатным джемом. Когда-то, живя с родителями, я любила вкусно поесть, часто просила добавки, накладывала себе в тарелку еще и еще. А теперь съедаю шесть креветок и чувствую себя так, будто объелась. Я все еще дышу, но большая часть меня умерла в тот день в метро, и свой аппетит я оставила там же.

Беатрис заканчивает есть и встает, я поднимаюсь вслед за ней.

– Твоя молчаливость беспокоит меня, – говорит она и протягивает мне черную таблетку. Она внимательно наблюдает, как я запиваю ее водой.

Я ухожу к себе в комнату, там выплевываю семечко и засовываю его в карман сумки, где лежит вчерашнее лекарство.

Сегодня ночью я иду по замку в новом направлении. В носках без обуви спускаюсь по парадной лестнице на первый этаж, прохожу через обеденную залу и оказываюсь в кроваво-красном коридоре, в который побоялась зайти сегодня утром.

Свет здесь приглушенный, коридор освещает лишь тусклое красноватое пламя свечей. Почему Беатрис не гасит на ночь?

Коридор раздваивается. Я останавливаюсь перед развилкой и поворачиваю налево. Иду по длинному узкому коридору и внезапно оказываюсь в великолепной комнате, полной серебристого света. Лунный свет льется сквозь витражи, с потолка свисает огромная сверкающая люстра, будто сделанная из звезд. Я не могу оторвать от нее взгляда: гигантский сверкающий осьминог, чьи кристальные щупальца тянутся к стенам комнаты. Кажется, люстра вот-вот рухнет на пол. Я прижимаюсь к стене рядом с окном, чтобы щупальце не дотянулось до меня, и вдруг вижу в комнате еще одну девушку. Мое сердце замирает. Девушка тоже застывает, увидев меня.

Мы двигаемся синхронно, и тут я понимаю, что в комнате только одна стена с окнами, а напротив нее – зеркало. Противоположная стена – одно большое зеркало, в некоторых местах оно треснуло, в некоторых почернело, не все углы у него целы.

Я замечаю что-то боковым зрением и поднимаю голову как раз вовремя, чтобы увидеть, как с люстры падает кристальная слезинка. Она вдребезги разбивается об пол, разлетаясь осколками в разные стороны. Я приседаю и внимательно разглядываю пол – он усыпан осколками разбившихся кристаллов, а на мне нет обуви. Нужно идти осторожно!

Лунный свет, отражаясь в зеркале, так ярко освещает комнату, что я смогу пересечь ее, не поранившись. Я вижу дверь в стене, и мне интересно, куда она ведет.

Глядя под ноги, делаю первый шаг по блестящему «минному полю». На цыпочках я преодолеваю опасные участки, но мне приходится остановиться, когда я добираюсь до середины комнаты, уж очень много тут осколков.

Серебристый лунный свет тускнеет, и я жду, когда облака рассеются. Но становится все темнее и темнее, будто кто-то гасит звезды. Я вижу, как тень скользит по стене и витражам. Темнота заволакивает комнату, как дым, что-то проносится у моего уха. Это не ветерок – это чей-то голос: «No hay luz en Oscuro»