Глава вторая

Засыпая, лежа в постели, я сквозь дрему стал размышлять над своей семейной жизнью. Прошел год, как я женился и очень люблю свою жену. Детей мы решили пока не заводить. Сначала надо пожить для себя, осмотреться, затем уже принять окончательное решение и заняться воспитанием новорожденных. С такими мыслями от тепла, уютного семейного гнезда пришел сон, как дуновение весеннего ветерка с запахами первой весенней листвы смешанный с запахом трав. Вдыхая аромат каштановых волос моей жены, вызывающий ассоциации весеннего ветерка, принесшего эти чудесные запахи весны, я не заметил, как погрузился в сон. Перед моими глазами поплыли картины сновидений, где я видел себя ученным, то воином, то мальчиком, сыном кузнеца…

…Машина времени доставила этого мальчугана к нам из глубины веков. Ему было лет двенадцать, не больше. Одет он был красочно в богатых одеждах. Скорее был похож на маленького Мука и з детских восточных сказок, чем на красивого европейского мальчишку.

– Я родился, – начал он свой рассказ, – в семье кузнеца. Отец мой, Гаврила Умелец, славился своим кузнечным мастерством и богатырской силой. Он мог одной рукой поднять быка и на спине внести на гору, что возле мельницы, арбу, груженную мешками с мукой. – Мальчик солидно подбоченился, видно было, что он гордится своим отцом.

– Меня зовут Николкой. У меня еще было семеро братьев и сестренка. Отец, как старшего меня, часто брал с собой в лес за дровами, для добывания древесного угля. И мы иногда проводили за работой там несколько дней. Однажды, как и в прошлый раз, мы отправились с ним на нашей кобыле, запряженной в арбу, в лес за дровами. Дома осталась мамка с маленькими моими братьями и сестренкой. Отец в прошлый раз наметил и ободрал кору внизу на стволах нескольких сосен, они уже высохли и ждали, когда мы их срубим на дрова. В лесу было так тихо и таинственно, только в верхушках шумел ветер. Мы въехали на поляну. Там был с покосившейся стеной сруб. В хижине мы нашли шкуры на лежанке и на печи. Нашли заготовленные припасы, лук и картошку. Здесь мы собирались пробыть с неделю. Это было наше строение, где можно было ночевать и зимой, не боясь лютых морозов.

Отец будил меня с восходом солнца и до заката мы валили сосны. Я сбивал ветки, отец рубил их на дрова. Нарубив полную арбу дров с верхом. Для этого по бокам арбы втыкались ровные и длинные ветви и можно было грузить в этот воз сколько сможет дотащить наша лошадь. И с набитой до отказа арбой мы двинулись в обратный путь. Когда за поворотом дороги появилась первая обгорелая изба, сердце мое тревожно забилось в груди.

– Снова пожар у Ракитина. – Сказал отец. Но это был не пожар – это было целое пожарище. Наш хутор сгорел дотла. Ни одной избы не осталось целой. На пепелищах бродили ставшие бездомными собаки, и время от времени слышался их жуткий вой. Отец, что есть мочи, погнал лошадь к нашему дому. На дороге попадалась разбросанная в беспорядке разбитая посуда, кадки, трупы стариков и женщин и убитый скот. Страшно стало в этом мертвом хуторе.

Вот, наконец, наша изба. Груда еще дымящихся головней да пепел на месте жилья. И мертвая мамка, и мои братья, и сестричка. Мамка лежала у самого кострища со стрелой в груди. Отец подошел к матери и вытащил стрелу из груди. Он внимательно осмотрел стрелу.

– Татары! – сказал сдавленным голосом, повернулся и пошел к тому месту, где была кузница. Там, порывшись в золе, он достал лопату с огарком держака. Вытащил огарок из лопаты и вставил на его место длинную ветку, которую вынул из арбы, подпиравшей дрова. Братьев и сестренку, и мамку мы похоронили. Дальше отец, выбрав из золы уцелевший инструмент, кое какую посуду, погрузил все это на арбу, и мы двинулись в обратный путь к покосившейся халупе. Там и стали жить. Я помогал отцу обрабатывать огород, подправлять вместе с ним сруб. А когда с этим управились, отец стал мастерить лук. Стрелы он сделал с металлическими наконечниками. Когда пришла зима, отец ездил на лошаденке подальше в лес на охоту и приносил с собой туши оленей. А однажды притащил на прицепленных к лошади жердях медведя. Из медвежьей шкуры получился хороший и теплый жупан, а медвежье мясо было очень сытно и вкусно. Жили мы с отцом в достатке и тепле. Только чувство постоянной тоски по людям, по мамке и сестренке усиливалось и не проходило. Однажды, весной, когда мы вернулись с охоты, на поляне стоял конь с окровавленным человеком на его спине. Когда мы подошли ближе к лошади, то увидели, что со спины человека торчит стрела. Отец снял с коня тело и осмотрел его. Это был молодой парень в одежде русского воина. На нем была кольчуга поверх кожаной рубашки. Кожаные штаны и сапоги, на голове шлем с белым пучком конских волос. Все говорило о знатном происхождении воина. На боку висел меч в ножнах. Отец бережно, чтобы не причинять излишней боли, закатал кольчугу, разорвал рубашку подле раны, и приложив ухо к груди стал слушать.