– Как ты? – спросила Плешецкая.

Голос старушки я слышал отрывками, таким он был тихим и неровным.

Плешецкая протянула женщине пакет из аптеки:

– Вот, возьми. Когда придет медсестра?

– К трем. Уже места живого нет от этих уколов.

Плешецкая взяла женщину за руки, бережно поглаживая опухшие пальцы.

– Все будет хорошо, мам. Всего-лишь очередной приступ. Скоро станет легче.

– В моем возрасте легче станет только после смерти.

– Не говори так! Ты столько лет борешься, и в этот раз все будет так же.

Она отвела взгляд от матери, засмотревшись на играющих детей. Нос ее покраснел, она нервно шмыгнула и натянула улыбку.

– Как Артемка? Передай ему спасибо, – сказала женщина и похлопала пакет с лекарствами.

– Все хорошо.

– Не обижает тебя?

– Нет, мам. Все спокойно, не переживай.

– Ну хорошо, – вздохнула женщина. – Может, у тебя жизнь лучше сложится, дай бог. Мне бы внуков дождаться, а там и помирать не страшно.

Плешецкая оперлась лбом о руку, из-за чего ее лицо повернулось в мою сторону. Я замер, задержав дыхание, будто это могло помочь. Солнцезащитные очки скрывали половину лица, но я все равно надеялся, что она не повернется еще глубже. Достаточно один раз пересечься с ней взглядом – и все. Лучше свернуть дело недели на две, чтобы ее память стерла мой образ.

– Тетя Люся спрашивала про тебя, не стала ли ты известной, – сказала мать и прокряхтела старческим смехом.

– Кто такая тетя Люся? – вздохнула Плешецкая.

– Ну помнишь, ты к ней на сольфеджио ходила? Соседний от моего кабинет. Ну пианино у нее еще захлопывалось так, что ты чуть пальцы не переломала!

– Аа-аа, ну да, помню… А почему я должна стать известной?

– Она все нахваливала, какой у тебя чуткий слух, все ноты в школе улавливала с первой попытки! Вот и ждет, когда певицей станешь, ну или хотя бы пианисткой.

Плешецкая усмехнулась, и вышло как-то скомканно и грустно. Воспользовавшись случаем, я пересел к ним спиной, заняв более удачную позицию.

– Передай ей, что известность мне не грозит.

– Ой зря ты, Ликуся, так себя настраиваешь! Я вот всю жизнь любимым делом занималась, и когда уволиться пришлось, почти не жалела ни о чем. А ты так и просидишь дома, а потом детей родишь и уже не до мечты будет!

– Ну все, мне пора, – Плешецкая хлопнула руками по коленкам и встала со скамейки. – Давай помогу подняться?

– Заспешила сразу! Что-то ты мне не договариваешь…

– Не выдумывай, пошли давай, – мягко сказала она, но я успел уловить нотки раздражения в ее голосе.

Пока она помогала матери вернуться домой, я крутил какое-то непонятное ощущение, возникшее в солнечном сплетении.

Логическая цепочка, возникшая в моей голове, вырисовывала единственно верную версию происходящего. Плешецкая, не получив поддержку мужа в открытии собственного бизнеса, решила связаться с не менее успешным человеком, дабы он спонсировал ее начинание. Только по какой причине она взялась именно за кафе, если всю жизнь занималась музыкой? И второе – почему Плешецкий ей не стал помогать? Или она изначально не вводила его в курс дела? Тогда по какой причине?

Ответы на эти вопросы я не обязан был узнавать, мной руководил личный интерес. Обычно, выслеживая любовников, открывающаяся передо мной картина была плоской. Линейные уравнения – жена плюс скука, равно измена; или – жена плюс месть, равно измена; или жена плюс старый богатый муж, равно измена. Я думал, что не отхожу далеко от сути работы – отвечая на эти вопросы самому себе, я никак не мешаю ходу слежки.

Сейчас же я понимаю, что ошибался. То любопытство возникло из-за двух факторов. Первый – одиночество – я не был удовлетворен собственной жизнью, хотя и пытался убеждать себя в обратном, поэтому чужие секреты интересовали меня с удвоенной силой. Второй – схожесть Плешецкой с