И побежал Михалыч чуть свет по деревне к трактористу. Еле достучался. «И в выходной покоя никакого, твою мать», – ворчали из-за двери в темноте. Кого черт принес? Да понимаешь, Митрич. А чего мне понимать?! Башка после вчерашнего раскалывается, да ты тут еще. Чего опять? Дак это. Разгрести бы у клуба. Метет нелегкая, чтоб ей. Знаешь что, Михалыч? Знаю. Вот и принес. Тещина. На орехах. Градусов сто. С гаком!
Вот так начался праздник проводов зимы для завклуба Василия Михалыча и всех его подчиненных, от худрука до кочегара. Пока бульдозер разгребал нанесенный за ночь снег, сам Михалыч, вооружившись монтерскими когтями, залез на высоченный столб и развесил там призы, от кирзовых сапог и до надувного матраца. Ветер при морозе в минус тридцать. Не знаю, как там на станции «Северный полюс-13», но в Сибири это тоже хорошего мало. Какой, к черту, праздник? Работники, конечно, пришли все до одного. Они на работе, куда денутся. А зрителей как ты затащишь? Пришли певуньи-бабушки из вокальной группы. Этим лишь бы петь. Хоть на Северном полюсе, хоть на Южном. Отдал им Михалыч припасенное средство от мороза. Молодые музыканты сами по себе разогреваются в углу. Прошла, дефилируя, королева бала – огромаднейшая Марь Ванна Ханаева. «Я не красива – я чертовски мила!» – прокричала она свой жизненный девиз куда-то в метель и пургу, подтвердив тем самым легкое подозрение Михалыча насчет средства от мороза. Ей-то зачем? Она ж не поет. Ох, Михалыч! Не торопи события, дружище!..
А в клубе тепло. И выходить не хочется. Пришел, отплевываясь и отряхиваясь, верный боец парторг. Тоже никуда ему не деться. Партия сказала: надо! Ох и мороз! Тридцать два! Чего делать будем? А чего делать? Провожать зиму будем. Столько сил потрачено! Призы куплены. На столбе уже висят. Чучело зимы приготовлено. Вон и канистра с бензином стоит, воняет. Водка уже наполовину выпита. Я их что, этих бабуль, зря поил, что ли? Собрал завклуб свое войско для последнего наставления. Все в сборе? Вперед робко шагнул худрук: Митрофановны нету, Василь Михалыч. Приболела, говорят. Замена нужна. Две ее песни надо заменить, а некем. Та-а-ак. Началось! Ты мне предлагаешь спеть, что ли? Так я тебе выдам, ты знаешь. Обоих нас с тобой после моего пения попрут к чертовой матери отседова. Может, Марь Иванна? Она как-то пробовала. А Марь Иванна, услыхав эти слова… У нее аж дух захватило! Стоит вся такая, как купчиха на картине художника Кустодиева. Или прям как девочка с персиками. Только вместо персиков кулаки пудовые сжимает. Словно всю жизнь ждала она этого звездного часа. А чего? Я могу! И по ее нетвердому голосу стало ясно, что она «могет». Помните, я тогда на крестинах у Кошкиных? Помним, Марь Иванна. Вся деревня помнит. Рады бы забыть. Иди гримируйся-наряжайся. Споешь свою «Субботею». Ту, что у Кошкиных тогда. Только без матюгов! Может, и не побьют на этот раз.
А тут и буфетчица заскочила погреться. Хоть бы кто один пирожок купил. Четыре стола нагрузила, идиотка! А народ-то хоть есть там? Бабушки-певуньи уже топчутся в нетерпении у выхода. Ага. Полно! Целых восемь человек. Да ребятишек штук десять. Ахшланг! И какой идиот в такую погоду праздники устраивает? Глянула грозно в угол, а там стоят парторг с завклубом, помалкивают. С ноги на ногу переминаются. Глаза в пол. Вроде как бы ни при чем.
Ну чего? Начинаем? Вышли артисты из теплого клуба. Взобрались на помост. Мама родная! Ветер с ног сдувает. Где-то в снежной пелене прямо перед помостом стоит стайка зрителей-челюскинцев, сбившаяся в кучу, чтобы не замерзнуть окончательно. Ну чего? Поехали? И поддатые бабульки-певуньи выдали для начала «Ох, снег-снежок!» и «Виновата ли я», а потом, соответственно, «Ой, мороз-мороз» и лихую «Три белых коня» с визгом-свистом, притопом-приплясом. Вроде как стало веселей. А тут еще и Кошкин-старший завернул «Выйду на улицу». Да так он выдал эту песню, что малочисленные зрители кинулись в пляс – то ли от азарта, то ли от безысходности, то ли для сугрева. И, видя такое дело, поменял худрук тут же программу всего праздника. Прямо на ходу поменял. Сделав как бы антракт: опять же для сугрева в теплом клубном кабинете приняли очередную дозу спиртного. А зрителям в это время было предложено попытать счастья в лазании на праздничный подарочный столб.