Но вслух я сказал другое:
– Ну, мало ли.
– Ты главное учёбу не запускай, – сказала мама, с облегчением съехав на привычные рельсы.
– Приложу все усилия, – пообещал я и запил остатки бутерброда подобием кофе.
Желудок работал неохотно. Да, годы потребуются, чтобы объяснить организму: завтрак важен! Но сейчас у меня есть знания, нажитые собственным горьким опытом, и уж я постараюсь сделать из себя лучшую версию. Знать не знаю, зачем, но постараюсь. Во имя дяди Пети! Ура! Да здравствует! Сохраним бассейн дяди Пети! Руки прочь!
– В школу опоздаешь, – выдернула меня мама из облака фантазий. – Что, уже о девочках задумался?
Увы, мама, увы. Твой сын не такой, как был вчера. И задумался он не о девочках, а о мокром мужике в трусах. Но рассказывать я тебе этого не буду. Подумаешь ещё что-нибудь нехорошее.
***
Первым уроком была математика. Ноги сами принесли меня к знакомому кабинету на третьем этаже, в конце коридора. И появилось давно забытое чувство тревоги, волнения. Екатерина Михайловна, математичка, была женщиной адской. С годами она, конечно, помягчеет, но пока что – это сущий монстр. Может и указку об голову сломать, и этой самой головой об доску приложить.
Так! Спокойно. Я остановился у двери, несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул. Чего я боюсь? Итак, мне ломают об голову указку. Моя реакция? Правильно: гы))) Меня бьют головой об доску. Реакция такая же. Я ведь не ребёнок, господи… Ладно, всё. Успокоился? Успокоился. Пошли, жизнь ждёт. Мать её.
Войдя в класс, я вдруг понял, что очень плохо помню своих одноклассников. Вообще не помню. Вот они стоят, замерли, смотрят на меня. Смотрят и думают: "С одной стороны – суицидник, а это страшно. А с другой стороны – со стихами и Катей так обделался – значит, надо стебаться. Так как же поступить с этим странным пацаном, который выглядит, как бог красоты и к тому же величайший писатель в мире?.. Есть в нём нечто от Пушкина и Аполлона сразу, и взгляд такой одухотворённый…"
А, вот, эту рожу я помню. Лучше, чем хотелось бы!
Я решительным шагом приблизился ко второй парте в первом ряду и мрачно навис над сидящим там блондином в наглухо застёгнутой олимпийке.
– Здорово, Гриша, как оно?
Гриша поднял на меня удивлённый взгляд. Ага, ага, знаю, я обычно тише воды ниже травы, и никаких у нас с Гришей пересечений не было ни разу. И тут вдруг. Ну что тебе сказать, пацан? Привыкай к неожиданностям, оно в жизни пригодится.
Я протягивал руку. И Грише пришлось её пожать.
– Здорово, – буркнул он. До чего же мерзкая рожа!
Я широко улыбнулся:
– А чего не встаёшь? Под себя наложил?
– Чё?!
Он попытался подняться, но зацепился за парту коленкой и только нелепо дёрнулся. Я улыбнулся ещё шире:
– Да не парься, я ж шучу, нормально всё. Ишь ты, здоровенный какой! – Левой рукой я хлопнул его по плечу. – Сколько подтягиваешься?
– Двенадцать, – ответил Гриша, совершенно сбитый с толку. Послать на х*й суицидника с нестабильной психикой он опасался – мало ли. Виноватым потом останется.
– Ого, красава, – кивнул я с уважением. – Я только раз. Чё нужно делать, чтобы стать таким крутым, как ты?
– Я? А, ну… Это…
Тут я краем глаза заметил движение и увидел, что в класс вошла Катя.
– Ладно, забей, потом поговорим, – оборвал я Гришу, который уже вот-вот готовился родить мудрую мысль.
За тем, как мы с Катей движемся навстречу друг другу, весь класс наблюдал, затаив дыхание. Катя явно чувствовала себя не в своей тарелке от этого внимания, хотя мне обрадовалась. Я буквально почувствовал, как у неё ускорился пульс, взгляд потеплел, щёки порозовели.
Нет, для страстного поцелуя на глазах у всего класса я ещё не достаточно оборзел. Пожалуй, отмотаем назад и начнём с начала.