Марко запоздало отвернулся, чтобы проявить почтительность, но сердце так и застучало, а кровь закипела в жилах. Он смотрел в стену и видел стройную женскую фигуру, такую соблазнительную в своих полупрозрачных тряпках. В голой женщине не было столько откровенного бесстыдства, как в той… в той ведьме, что сейчас предстала перед ним.

- Почему вы отвернулись, принц Марко? – промурлыкала за его спиной Сафора.

Прежде, чем ответить, Марко пришлось откашляться:

- Ваш вид, госпожа…

- О! Вы смущены моим нарядом? Но я устала ходить в ваших платьях, - хихикнула Сафора. – Они больше походят на латы. А как вам наш наряд? Так одеваются женщины в Брабанте. Да обернитесь же! Мне неловко разговаривать с вашим… затылком.

Марко медленно повернулся и теперь окинул женщину долгим и внимательным взглядом, жадно рассматривая каждый изгиб ее тела.

- Ходите вот так? – он невольно облизнул пересохшие губы, но постарался скрыть замешательство за насмешкой. – Как же выдерживают ваши мужчины? Или вашим женщинам нравится быть изнасилованными под каждым кустом?

- Наши мужчины не набрасываются на женщин.

- Тогда они не мужчины, - хмыкнул Марко.

- Нет, они мужчины, просто… - Сафора бросила на него смеющийся взгляд и прошла к низкому диванчику, которого раньше не было во дворце. Наверное, его привезли из Брабанта, как и воздушные тканевые драпировки, и пестрые подушки, которые теперь украшали комнату. – Они мужчины, - повторила Сафора, - а не дикие животные.

Марко опять хмыкнул.

- Вы ведь не набросились на меня? Значит, и вы не животное, - продолжала ворковать Сафора, располагаясь на диване в очень вольготной позе – на боку, подперев голову рукой, на которой теперь красовались два тонких серебряных браслета.

Проследив, как дрогнули женские груди под тонкой тканью, Марко невольно оттянул ворот камизы – стало душно. К тому же, чернокожая служанка притащила жаровню, в которую бросила какие-то восточные благовония, от которых голова пошла кругом. Разглядывая лежащую перед ним женщину, Марко раздумывал – надо ли сказать еще пару фраз или же можно переходить сразу к делу – ибо как еще можно истолковать такое поведение? Женщина откровенно предложилась ему, распалив до огня в печени. Но присутствие служанки сдерживало. Хоть бы отослала ее, что ли?

- Так зачем вы пришли? – спросила Сафора, подхватывая с блюда, протянутого мавританкой, крохотное пирожное – сладкое даже на вид, и отправляя его в рот.

При этом она не сводила взгляда с Марко и облизала кончики пальцев с таким удовольствием, что он разом вспотел от подобного бесстыдства и острого прилива желания.

- Отец отправил узнать, как вы устроились… - Марко замолчал на полуслове, потому что понял, что ответа от него не ждали.

Посмеиваясь, Сафора перевела взгляд ниже, разглядывая, как на принце встопорщилась шелковая камиза.

- Ах, я вижу, вы уже на взводе, - сказала она без смущения. – Надо же, и благочестивым иллирийским мужчинам знакомы плотские желания!

- Может, отошлешь служанку, и тогда я тебе покажу, какими бывают иллирийские мужчины? – прямо спросил Марко.

Если она решила играть с ним, как с котенком, то он играть не намерен. Пусть даст то, на что намекает, брабантская шлюха. Но чертовски хорошая шлюха… Он закусил губу, рассматривая женщину от макушки до маленьких босых ступней – потому что прежде, чем лечь, она сбросила смешные восточные туфли – без задников, с острыми вздернутыми носами.

Ее тело было гладким, как мрамор, без единого волоска, и блестело, как отполированное. Иллирийские женщины воспитывались так, что любое кокетство по отношению ко всему плотскому считалось грехом. Эта женщина была грешна до мозга костей, потому что она любила свое тело – это было видно в каждом ее взгляде и улыбке, в каждом томном движении, в каждой шелковой кисточке, скользящей по ее бедрам. И ее грех соблазнил бы любого, кто смотрел на нее.