– я просто туристка, – бегло улыбнулась я.

они махнули рукой.

может быть, они хорошие люди, маша, и тебе только все это кажется. ты всегда придумываешь то, чего нет. и я наполнила чаем свой розовый термос.

у меня было 22:00 на часах, я собирала бутерброды, импровизировала ужин. копченая колбаса, прилетевшая еще из Москвы, нарезанный батон, между ними творожный сыр. потенциально – наименее тошнотворная еда после смены часового пояса, головокружения и скользких взглядов. я находилась в очень неудобном положении, в зубах зажав кусочек колбасы, левой рукой держа на весу кусок хлеба, а правой размазывая по нему сыр, когда в заднем кармане зазвонил телефон.

в таких обстоятельствах нельзя быть готовой к звонку. армейское расписание, мнимая пунктуальность на деле оборачиваются хаотичным разбрасыванием обязанностей по полотну дня, невозможностью в нужное время добраться до телефона или полным отсутствием связи. поэтому я никогда не звоню первой, и это раздражает. довольно рабское положение само по себе, еще и потому, что я всегда хочу ответить.

– алло! алло! – я добираюсь до трубки в страхе, что он сбросит. – я здесь!

– э-эй! привет!

– привет привет привет

как ты я нормально а ты я тоже тоже ой не слышу тебя со связью что-то да все у меня со связью хорошо я специально вышел туда где ловит а у меня вообще везде тут ловит да вот стало лучше блин ну как ты я нормально говорила ведь уже а ты и я господи задай конкретный вопрос пожалуйста

– как ты долетела? живая и здоровая? и зря переживала, что самолет упадет?

– выходит, что зря.

– не жалеешь, надеюсь?

– не знаю уже даже, тут в хостеле просто…

его молчание на том конце трубки было густое, вареное, и я ложками его ела. он всегда хотел спать, и голос его терялся в этой радиоволне. еще большую часть времени он хотел есть и у него было плохое настроение, но он изо всех сил старался говорить со мной – быть в том единственном виде связи, какой был возможен. часто он забывал, что сказал, из-за недосыпа, а иногда проваливался в сон, пока я что-то рассказывала. тогда я какое-то время слушала тишину и целовала динамик или сенсорный экран, губами сбрасывая звонок. после этого, лежа на животе, я зависала взглядом на потухающем пиксельном экранчике и наблюдала, как исчезающие белесые пятна плавают перед глазами в пространстве моего взгляда, выцветают и выскальзывают за его пределы. хотелось верить, что одно из этих пятнышек было его кораблем, наблюдаемым мной с высоты птичьего полета.

– чего там такое?

стараясь говорить тише, я рассказала о неприятностях с заселением, о соседях по комнате. мол, вот, они тоже моряки, только другие, стереотипные, что ли. а я, обычно такая смелая, здесь вдруг стала бояться.

– еще и мама с папой напоследок напугали, знаешь. звонили мне вчера перед вылетом весь вечер: маша, все документы держи в напоясной сумке, на попутках не вздумай ездить, в Тихую бухту без машины не суйся, не выберешься оттуда и будешь с медведями ночевать.

– волнуются же за тебя. и я волнуюсь.

– да я знаю, просто, блин, я тоже волнуюсь из-за этого, и мне страшно становится, а мне теперь нечего принимать, чтобы вдруг перестало быть страшно, и я совсем одна и…

повисла между нами моя предслезная пауза. я знала, какие слова утешения хочу услышать, но они не прозвучали.

– да отъебись, я по телефону разговариваю, Серый, блядь! – крикнул он мимо трубки, в какое-то пространство. я его никогда не видела, а только знала, что оно наполнено другими мужчинами, у которых нет морской болезни.

в такие моменты я вижу, что он отодвинул трубку от уха и машет на Серого, Белого и проч. руками, что нужно подождать. мне передается его злость на невидимого нарушителя разговора, и я начинаю раздражаться, что не получила вовремя слов поддержки, которых хотела и которые видела во всяких руководствах типа „как общаться с человеком с депрессией“, „как успокоить человека с панической атакой“…