– А что он должен был тебе сказать? Что он приехал из Нижнего Тагила, что там только и живут первобытные люди. Ха-ха-ха, – смех Сергушкина был деланный, искусственный. Тимоха упирался не по своей наивности, а потому что ему очень хотелось, чтобы в его очередную фантазию поверили. Но Сергушкин те такой простачок.
– Тоже мне, Валуния. Нашёл страну. И где она? В Африке или в Азии? А может в Америке? Или в Европе? Где-нибудь за валунами спряталась.
Предположение Сергушкина о том, что это мог быть переодетый актёр, объясняло многое, но не для Тимохи. Он, только что разговаривавший с самым настоящим живым первобытным человеком, был убежден в том, что это никакая не мистификация с переодеванием, а самая настоящая встреча с необычайным. Это то, о чём он мечтал и во что всегда верил. Кому, как не ему, любителю приключений и фантастики, должно было так повезти. Не этому же, пытающемуся всё объяснить с научной тоски зрения, Сергуне. Пусть он будет Перископом сверхдальнего видения, но он точно видел первобытного человека, и никто его в этом не переубедит.
– Не знаю. За валунами эта Валуния или за какими другими камнями или морями, врать не буду. Зачем мне врать. Я всегда говорю правду, – на этих словах Тимоха споткнулся и покраснел, – раз видел, значит, видел, раз разговаривал, значит, разговаривал. Ты просто завидуешь, что у меня есть теперь свой собственный знакомый питекантроп.
– Ну, во-первых, не питекантроп, а первобытный человек, а во-вторых, – Сергушкин понял, что переспорить Тимоху не удастся, – я себе тоже могу придумать целую кучу экзотических знакомых и всем о них рассказывать. Но я этого делать не буду, чтобы не выглядеть смешно и глупо.
– Какие мы гордые и принципиальные, – Тимоха тоже решил не продолжать спор, – давайте хоть на фестиваль-то сходим, всё равно делать нечего. Женьку с собой возьмём.
– Ладно, это можно, – миролюбиво сказал Сергушкин, – заодно и посмотрим на твоего знакомого дикаря.
– Ну, разговаривает он не как дикарь, а как вполне цивилизованный человек, – хотел было возмутиться Тимоха, но Костик, как всегда, своим наивным вопросом погасил начинавший разгораться конфликт:
– Тимоша, а ты меня с ним познакомишь?
– Конечно, Константин, обязательно, – Тимоха знал, что маленькому Костику нравится, когда его называют полным именем. Он сразу становился важным, серьезным и, как он сам говорил, ответственным. Но в этот раз эмоции выплеснули наружу.
– Ура! У меня будет свой знакомый питекантроп! – Костик посмотрел с благодарностью на Тимофея и вдруг философски изрёк. – У каждого должен быть свой знакомый питекантроп.
2. Все кошки просто любят свободу
Они все трое учились в одном классе самой обыкновенной школы: Сергуша, Тимоха и Женька. Сергушкин был почти отличником. Почти, потому что идеальных людей не бывает: зубрить он не хотел, пятерок не выпрашивал, а наличие собственного мнения по каждому поводу не позволяло получать исключительные отметки. Не все учителя любят, когда ученик с ними спорит, да ещё и прав оказывается. Такому выскочке надо щёлкнуть по носу, естественно, в воспитательных целях, чтобы не задавался. Но, тем не менее, Сергушкин оставался надеждой школы на олимпиадах и конкурсах, а также застрельщиком в различных, менее серьёзных мероприятиях, в которых его активно поддерживал старый друг детства Тимофей. Сергушкин считал, что говорить в отношении Тимофея «старый друг детства» было вполне уместно потому, что знали они друг друга всю свою небольшую жизнь. Согласно семейным преданиям мамы Сергуни и Тимохи рожали их в одном роддоме в один и тот же месяц – март, о чём имелись соответственные записи в свидетельствах о рождении. Сергушкин родился седьмого марта, а Степашкин – девятого, очевидно решив не занимать международный женский день собственной персоной на всю жизнь.