Раньше он бы никогда на такое испытание собственного везения не решился, но вспомнил недавний разговор с главой ордена и подумал, что из этой поездки может не вернуться ни живым, ни, тем более, здоровым. А лишать из чрезмерной осторожности себя любимого подходящей возможности получить хоть какое-то, но удовольствие, было не в его правилах. Он заставил раздеться догола и осмотрел внимательно всех выстроившихся перед ним в один ряд потаскух и выбрал себе из них наиболее понравившуюся и выглядевшую поздоровее остальных. В крайнем случае он всегда успеет если заразится или себя убить, или где-нибудь погибнуть, чтобы не сгнить живьём.
Хоншед и раньше видел совокупления много раз и людей и, тем более, животных, и людей с животными, и животных с людьми, и взаимные совокупления людей всех полов и возрастов чуть ли не во всех сочетаниях и не ожидал увидеть ничего нового, но ему просто было любопытно, что он и насколько сильно почувствует. Раньше, у других, он слышал и тихие стоны и натужное пыхтение и громкие вскрикивания, но у него ничего из похожего не было – он просто двигался, сопел, а иногда ещё и тихо рычал. И за это люди платят столько денег?!
Поразвлёкшись несколько раз вдоволь со ртом, передом и задом потаскухи он лежал голый с ней рядом и думал, что такое удовольствие не стоило потраченных на него денег. Непонятно было, почему другие люди столь часто шли на огромный риск подцепить страшнейшую заразу и сгнить живьём, чтобы всего немного вот так потыкать и больше ничего. Ну не стоит это удовольствие уплаченных за него денег!
Хоншед вспомнил, как он когда-то давно, забавы ради впихивал овцам и козам, сравнил с полученными ощущениями от лежащей рядом потаскухи и не заметил особой разницы, кроме той, что потаскуха ему стоила дороже и пользовались ей все желающие. Наверно, совокупление с любимой девушкой было бы приятнее, чем с потаскухой, но любимой девушки у него пока ещё не было и не предвиделось. Да и при таком образе жизни, который он вёл в последние годы, встретить хоть одну девушку, в которую он бы влюбился с надеждой на взаимные отношения, пока ему ещё не приходилось и не скоро придётся.
Нет, бывали девушки, которые нравились ему настолько, что у него на них напрягался член в штанах во всю длину, да так что аж прятать приходилось, чтобы не нажить неприятности. Но к ним он больше ничего не испытывал, кроме желания воткнуть поглубже, как, впрочем, и они к нему. Чем стервозней обычные девушки, тем дороже накрашенные потаскухи. Эту очевидную истину он узнал очень рано. Конечно, он мог бы проявить больше стараний чтобы добиться внимания и расположения к себе, но ему было лень – он считал гораздо ниже своего достоинства перед кем-то унижаться и чего-то просить и добиваться.
Так было и с девушками. «Я просто злой и мстительный! – считал и непрерывно убеждал себя он, – и поэтому я никому не нужен! Я не потерплю, чтобы мне указывали! – такой была его главная цель, – И поэтому не буду без достаточно веской причины прогибаться под слабых и глупых! – а все встречавшиеся ему девушки обычно представляли из себя и то и другое сразу.» Хотя встречались и довольно частые исключения, но им он был просто не нужен, совсем не нужен.
Ополоснувшись местами из обросшего зелёной плесенью ковша из бочки с водой в углу комнаты он со злости выгнал потаскуху и улёгся спать в полном разочаровании от полученного им опыта. Впрочем, он именно чего-то подобного и ожидал – чудес в этой жизни не бывает и не будет. Единственное, что его сейчас немного беспокоило, это подцепил он какую-нибудь неизлечимую или смертельную заразу на свой отросток от этой девахи или не подцепил? Впрочем, уже поздно надевать броню, когда стрела пробила тело. Всё равно передать эту новую, только что полученную и ему неизвестную заразу в ближайшее время будет просто некому. А может и нет никакой заразы.