Предлагаем следующее видение отличительных черт субъективных прав от законных интересов.

Вытекая из сферы дозволенного, субъективные права и законные интересы все же категории не тождественные. Они не совпадают по своей сущности, содержанию и структуре.

Нетождественность их определяется тем, что субъективные права и законные интересы – различные правовые дозволенности. Первые представляют из себя сложную дозволенность, возведенную законодателем в ранг правовой возможности. Субъективное право есть дозволенность высшей категории и по сути дела ценится уже не столько своей дозволенностью, сколько возможностью, причем обязательно юридической. Благодаря этому субъективные права, как юридические возможности обеспечиваются конкретной юридической необходимостью (обязанностью) других лиц.

Если же правовая дозволенность не имеет либо не нуждается в юридически необходимом поведении других лиц как определенного правового средства своего обеспечения, то данная дозволенность является простой и не возводится законодателем в особую правовую возможность. «Простая возможность (дозволенность) совершения тех или иных действий, – отмечает Н. И. Матузов, – еще не образует того, что в правовой науке принято называть субъективным правом. Это значит, что в субъективном праве заключена не любая, а особого рода возможность, возможность, обеспеченная обязанностью других лиц и гарантируемая государством».[180]

В связи с этим реализацию субъективного права можно назвать дозволенно-возможным поведением, ибо это такая юридическая дозволенность, которая имеет характер правовой возможности; а реализацию законного интереса – дозволенно-устремленным поведением, ибо это юридическая дозволенность, имеющая, в отличие от субъективного права, характер правового стремления.

Однако и законный интерес можно считать возможностью, но возможностью в большинстве своем социальной, фактической, а не правовой. Он – всего лишь дозволенность, разрешенность, незапрещенность, предоставленная государством и в определенной мере поддерживаемая им. Законодатель, действительно, многие действия не запрещает, дозволяет, разрешает. Но отсюда вовсе не следует, что он вместе с тем устанавливал для всех видов дозволений конкретные юридические обязанности, которые бы полно и всесторонне обеспечивали эти действия.

Иначе говоря, область правовых дозволенностей в законодательстве представлена намного шире, чем область правовых возможностей. В литературе верно подмечено, что «область дозволенного далеко не охватывается и не исчерпывается субъективными правами; она гораздо шире».[181] Вследствие этого все на что лицо имеет право, дозволено, но не на все дозволенное оно имеет право,[182] а лишь на то, что обеспечено конкретной юридической обязанностью.

С учетом сказанного, сущность субъективного права заключается в юридически гарантированной и обеспеченной обязанностями других лиц возможности. Эта возможность более полная и одновременно более конкретная, чем «возможность» (дозволенность), содержащаяся в законном интересе. Она более «насыщена» юридической тканью, она сильнее оберегается государственной властью.

Сущность же законного интереса заключается в простой правовой дозволенности. Поэтому законный интерес – своеобразное «усеченное право», «усеченная правовая возможность» без противостоящей конкретной юридической обязанности. Ему может противостоять лишь общая юридическая обязанность – уважать его, считаться с ним, содействовать в определенных случаях его осуществлению, поскольку и сам он представляет собой правовую возможность общего характера.