– Ох, Фоби, – женщина явно обрадовалась ему, – наконец-то ты пришёл.

Только у неё была прерогатива называть Фобоса ласковым словом «Фоби», а не мрачным, как стук по крышке гроба, «Фоб». Всё потому, что раньше они были очень близки… и могли бы быть и по сей день, если бы не Фобос. Несмотря на то, что Сандра оказывала миллион знаков внимания, законник старательно их игнорировал. И получилось то, что получилось.

Покраснев, он напустил на себя самый беспечный вид и вошёл внутрь.

К нему тут же подлетел десятилетний пацаненок – сын Хорнета. Фобос взъерошил ему волосы.

– Привет, щегол. Где папка?

– Дрыхнет, – пожал плечами мальчик.

– Он у себя в комнате, Фоби, – сказала Сандра, спровадив сына. Фобос пошевелил дверную ручку. Заперто.

– Вот ключ, – с готовностью произнесла женщина. Законник отпёр дверь.

Внутри крошечной комнатушки царил полумрак. Окна были зашторены. Хорнет лежал на кровати. Он не спал. Увидев Фобоса, он повернулся на бок и пробурчал:

– Уходи, Фоб.

Но Фобос уходить не собирался.

Аккуратно переступая через пустые бутылки из-под вина, он прошёл к окну и раздвинул шторы.

– Не против, дружище? – спросил он, – немного света не помешает, как считаешь?

– Плевать, – устало ответил Хорнет и закрыл глаза.

Лучи солнца упали на стены, и комната перестала походить на склеп. Фобос отодвинул оконную раму, чтобы впустить свежий воздух. Затхлость начала выветриваться.

– Я и окно открыл, если ты не против, – осторожно сказал Фобос и уселся на край кровати, – как ты?

– Препаршиво, – сипло сказал Хорнет, – погано. Мерзко. Могу назвать ещё тысячу слов, но что изменится?

– Ты перегорел, приятель, – пожал плечами Фобос, – такое часто случается.

Сандра стояла в дверях, сложив руки на груди и нервно кусая губы.

– Сандра, дорогуша, – обратился к ней Фобос, – сделай нам кофе.

Женщина исчезла в дверном проёме.

– Помнишь Толстого Ривза? – спросил Фобос у Хорнета, – он тоже хандрил.

– А потом застрелился, – криво усмехнулся Хорнет.

«Что ж, – удовлетворённо подумал Фобос, – начало положено. По крайней мере, он не отмалчивается».

– Да уж, – вздохнул законник, – неудачный пример.

– Я не хочу, чтоб ты видел меня в таком состоянии, Фоб, – печально изрёк Хорнет, – я противен самому себе. Прячусь в своей конуре как побитая собака. Боюсь взяться за любое дело.

– Ты и будешь бояться, – пожал плечами Фобос, – до тех пор, пока не возьмёшься. На меня тоже накатывает в последнее время. Знаешь… трудно объяснить. Но я чувствую, как небеса темнеют и пытаются раздавить меня своим весом.

– Ты хотя бы сопротивляешься. Я-то уже по уши в этом дерьме и не знаю, как стряхнуть его с себя.

– Не соглашусь, – улыбнулся Фобос, – если бы ты был по уши в этом, ты бы пошёл по пути Толстого Ривза. Не так ли?

Хорнет ничего не ответил.

Несколько минут он молча смотрел в потолок, пока Сандра не принесла кофе в железных кружках. Аскетичный Хорнет и в походах, и дома пользовался грубыми солдатскими предметами обихода.

Законник отпил горький горячий напиток.

– Попробуй, Хорн, – сказал он, подув на жидкость, – это чудно.

– Не хочется, – ответил командир, не притронувшись к кружке.

Он сложил руки на груди и вздохнул.

– И правильно, – вдруг сказал Фобос, – ведь это не сравнится с тем шоколадным варевом, которое изготовил тогда Одноногий. Помнишь ведь?

Командир издал какой-то нечленораздельный звук.

– Да уж, первый блин всегда комом, – продолжал Фобос, – полдня горелые куски из зубов выковыривали.

Хорнет слабо усмехнулся, но попытался спрятать промелькнувшую улыбку за маской отрешённости.

Вышло неубедительно. Фобос со смехом в глазах глядел на своего командира.