Но Свиб заметил меня и пригласил присесть.

Вообще-то мы с ним были одного звания. Просто… благодаря ему я и попал в войско фронтменов в своё время, так что Свиб был в некотором роде моим патроном.

Да и солдат из него был что надо, в отличие от меня, раздолбая, поэтому в роте он занимал негласную должность заместителя Гервица. Все понимали, что если командир словит шальную пулю, ротой начнёт рулить Тендер.

Неловко потоптавшись на месте, мы решили «будь, что будет» и расселись.

– Возьми ещё один стул, – сказал мне Свиб.

Я удивлённо воззрился на него – стульев было предостаточно. Но тут же кто-то выдернул предмет мебели из моих рук и взгромоздился на него, глядя на меня с видом победителя.

– Рад встрече, командир, – сказал я и поплёлся за стулом. Гервиц лишь иронично всхохотнул.

В принципе, вечер был не так плох, как можно было ожидать. На Фронтире ведь как – чинов нет, званий тоже нет, а потому все фронтмены друг другу братья и товарищи. То же относилось и к нашим командирам. У нас не было всей этой уставной херни, которой я (как и многие, думаю) натерпелись в армии. Поэтому я со своей ватагой голодранцев сидел, пил на брудершафт с Таннегацем и Свибом и травил скабрезные анекдоты. Все были довольны.

В таверну подтягивались всё новые и новые лица. Заявился, наконец, Хаймус, но я отвернулся от этого ссыкуна и дал понять, что сегодня мы вместе бухать не будем. Он посмел обидеть меня, а я в те дни пребывал в лиричном настроении духа. Пришла половина роты «Тишина», которая сразу же стала упрашивать Клайвза сыграть что-нибудь на пятиструнке.

– А давай, – неожиданно согласился он и взял инструмент в руки.

Публика зааплодировала. Пришли какие-то местные девицы и несколько ополченцев, так что хозяин таверны довольно подсчитывал прибыль. Народу было много, пришлось отворить дверь и выставить несколько скамеек и столов на улицу.

Клайвз играл хорошо. У парня был талант. Он ловко перебирал пальцами по пяти струнам, извлекая затейливые мелодии. Все зачарованно слушали, топали и хлопали в такт мелодии. Затем он заиграл старинную этельвельдскую мелодию – и это был очень хитрый ход с его стороны, так как эту песню знали и дикоземельцы, и фронтмены.

Все по очереди пели куплеты. Вот только…

Как выяснилось, версии песни немного отличались. И когда пьяный в дым Эрвинд Гез начал орать куплет про гордых бирденских стрелков, которые спустились с хребта и надавали по морде жителям низин (то есть, предкам дикоземельцев). А затем, когда Геза оттащили в сторону, на стол залезли пара ополченцев, которые исполнили уже свою версию – в которой фронтменов погнали с равнин так, что у тех пятки засверкали.

В общем, куплет за куплетом напряжение нарастало, и вскоре началась драка.

Пятиструнку сломали об голову Ленгелю Штрумму, хотя он явно был не при делах.

Я, Гервиц, Хаймус и Свиб сначала попытались навести порядок, но вскоре фронтмены устроили свалку. Делать было нечего, и мы поспешно ретировались. Сломанный в драке нос – лучшее дисциплинарное взыскание.

– В нарядах загною, – зло пробурчал Гервиц.

Клайвз уныло поплёлся за нами, укоряя себя за то, что дал толчок к пьяной драке.

Эрвинд, Клифф и Юргенс швыряли чугунные стулья в окна и выдирали из стен доски, которыми лупили ополченцев. Те не отставали.

Утром в расположение заглянул Призрак и сказал, что Ловкач ночью перерезал горло трактирщику и попытался смыться с кассой.

Вот такой он парень был, этот Ловкач. Интересно, хоть в этот момент улыбка душевнобольного сползла с его рожи? Вряд ли.

◆ ◆ ◆

Первую неделю нашего пребывания в Рубеже не происходило решительно ничего.