Женщина почему-то ахнула, стала сползать на его место, которое он только что занимал на скамейке, закрыла глаза и так там осталась, неподвижно лежащей.

Джинн хотел было ей чем-то помочь, но у него опять пронзительно зазвенело в голове и скрючило от боли. Он едва не опустился на женщину, еле-еле успел мягко приземлиться возле скамейки, и шатаясь, встал на ноги.

Вокруг начали собираться люди, недовольно вглядываясь в лежащую на скамейке женщину и на покачивающегося рядом обросшего мужчину.

– Опять от алкоголиков проходу нет! – донеслось до джинна.

– И женщины туда же катятся! – раздалось с другой стороны.

Джинн вспомнил Сашины слова, что алкоголики плохие, потому что пьют плохой лимонад, и нашел в себе силы, чтобы выпрямиться, и, превозмогая боль, отойти подальше от скамейки.

Волшебные обеды – удивительные средства дразнить свои аппетиты и выполнять всё, что они просят. Все, сидящие за столом и не дающие покоя ложкам, конечно же, не догадывались об этом. Им было некогда думать о чем-то другом, кроме того, что опять всё вкусно. Но по мере того, как тарелки опорожнялись, возникали аппетиты на разговоры.

Первым открыл рот, не поднося к нему ложку, Саша:

– Мам! А когда я ем, я же не глух?

Маша сразу поддержала его философское осмысление процесса еды:

– Мам! А он еще и не совсем нем! Я тоже ― не совсем!

Мама, видя, что обед уже почти исчез из тарелок, спокойно включилась в разговор:

– Мы – молодцы! Волшебный обед всегда дает волшебную силу, и на последней ложке разрешает разговаривать, но так, чтобы не давиться.

Маша, опорожнив в рот содержимое последней ложки, неожиданно напомнила про то, что напоминала очень часто:

– Мам! А папа наш, когда кушал, не давился?

Мама, не опуская пустую ложку в тарелку, задумалась на несколько мгновений, но потом сразу сделала с ложкой то, что дети уже совершили со своими ложками. Обед был закончен.

Саша, ожидающий маминого ответа, тоже выразительно посмотрел на маму:

– А на каком стуле он сидел, когда кушал?

– Он сидел на стуле, который стоял рядом с моим, и никогда не давился. Он всегда кушал осторожно.

– Мам! А сегодня ты нам снова осторожно расскажешь, как папа пропал? – вытянулась на стуле Маша.

– Вы уже наизусть знаете мои рассказы, лучше меня рассказать сумеете, – грустно улыбнулась мама.

Маша с Сашей переглянулись, и Маша взяла инициативу на себя:

– Тогда сегодня я сумею. Слушайте и не пугайтесь. Папа шел с работы поздно…

Саша и Мама, не сговариваясь, одновременно закрыли глаза и словно оказались в том месте, про которое стала рассказывать Маша. Они увидели, как молодой, подтянутый папа, очень отдаленно напоминающий по фигуре, джинна, шагает по улице, прилегающей к парку. Вдруг навстречу ему из-за парковых деревьев выбегает растерянная женщина лет двадцати пяти. Она сразу подбегает к папе:

– Извините, вам тут девочка с розовым бантиком не встречалась?

– Нет, а что случилось?

Женщина, сбивчиво объясняет:

– Она в это время уже приходит. Они с подружками здесь на детской площадке играют. Все пришли, а ее нет…

– Звали? Громко звать надо!

– Весь парк обкричала!

Женщина снова кричит в сторону деревьев:

– Соня! Сонечка! Хватит прятаться! Выходи!

Папа сразу находится:

– Парк не такой большой. Сейчас найдем. Вы идите прямо, – он показывает рукой, – а я еще глубже, в сторону леса загляну…

Слушающим Машу, представлялось, что будто это они спешат по парку. А деревья, то поочередно, то все вместе надвигаются на них, исчезая справа и слева, уступая места другим деревьям. Но вот показывается небольшая полянка. На ней настороженно стоит, навострив уши, огромный бульдог. Чуть дальше становится видно другого бульдога, тоже большого и рычащего на сидящую перед ним на корточках, девочку. Она плачет.