– А вы, товарищ, вы, вы, – новоявленный вождь явно обращался к Севе, который за двадцать лет поотвык от этого большевистского обращения.

– Скажите, вы не доктор Крылов?

«Прихватили, как есть прихватили», – заметалось в Севином мозгу. Переход от философских рассуждений к пионерскому страху злостного прогульщика удивляли его самого.

– Ну что вы, – голос Севы был не очень естественен, – откуда доктору Крылову взяться в подмосковной электричке в такую рань? У меня есть с ним некоторое отдалённое сходство. Вообще-то учительствую я, – наглея, входя в роль и постаравшись изменить голос, Сева попёр как танк на «вождя».

– А, вот вы, товарищ, отдаёте себе отчёт, что приписываете диверсионные действия нашим доблестным спецслужбам? В своём ли вы уме? Да за такие разговорчики вас первого следует сдать куда следует.

Вагонное настроение резко поменялось.

– Действительно, чтобы наши травили наших? Логика не выдерживает таких версий, – вернул, наконец, себе голос худосочный, – моё мнение…

Его мнения Сева так и не узнал, сойдя на первой же платформе. Ожидая следующую электричку, он напевал:

«Вагонные споры последнее дело

Когда больше нечего пить»…

Наконец, добравшись до Курского вокзала, Сева первым делом купил себе бейсболку и гопнические тёмные очки в пол-лица, чтобы впредь не узнавали. Бережёного Бог бережёт, а то ещё самосуд устроят, – благоразумно решил он. Что поражало – это невесть откуда взявшиеся плазменные панели, развешенные по Москве через каждые двести метров. По ним в режиме нон-стоп гоняли чудовищные по правдоподобности кадры: вот, нестарый ещё мужик, бьётся в судорогах перед дверями винного магазина. Камера выхватывает его вытаращенный глаз и прикушенный язык. Кровь хлещет по подбородку. Вот голова вздымается, вот вновь утопает в придорожной пыли. Вот женщина роняет банку джин-тоника и, схватившись за горло, начинает раздирать его ногтями. Ей не хватает воздуха, она задыхается, хрипит, хрипит, медленно оседает. Глядя на эти кадры Сева, заметил, что сам не дышит уже около минуты. Судорожно схватив ртом воздух, раздышался и решил больше в телевизоры не смотреть. Ну, Виталик, ну профи. Это же надо такое за три недели запаять. Если бы Сева сам не стоял у кормила, он бы ни за что не поверил, что в судорогах корчатся наёмные актёры, дикторы радио наговаривают давно написанный текст, а газеты выпущены ещё два дня назад. Единственное, что смущало: всё это стоило запредельных денег, а социализм уже давно миновал. Насколько у Виталика и его команды хватит бюджета поддерживать такой нерв? Ну, и главное, чем это всё может закончиться?

Народ на улицах конкретно шарахался от экрана к экрану. Из динамиков, чудовищно расплодившихся по городу, неслись предсмертные хрипы умирающих от алкоголя. Газеты так вообще было страшно брать в руки. Все винные отделы были опечатаны, все винные магазины закрыты. Всё спиртное убрано с витрин и из ларьков. В кафе и ресторанах подавали только сельтерскую, правда, желающих принять на грудь и так не наблюдалось. Сева ломанул домой, чтобы самому не сойти с ума от содеянного. Но и дома, щёлкая пультом и путешествуя по всем транслируемым каналам, он видел одно и тоже: СМЕРТЬ, СМЕРТЬ, СМЕРТЬ от зелёного змия.

На следующее утро Сева, первым делом схватился за пульт. Как ни странно, смертей уже не было. Наоборот. По всем каналам утверждали, что ситуация под контролем. Диверсанты задержаны и понесут заслуженное наказание. Враг будет разбит. Победа будет за нами. А пока, в целях всеобщей безопасности, вводится комендантский день. На улицу без лишней надобности лучше не выходить. Если всё-таки выйдете, обязательно иметь при себе документы, удостоверяющие личность. Но лучше, дорогие граждане, не выходить. И ни слова о вчерашних ужасах. Между этими жизнеутверждающими выступлениями бесконечный балет «лебединое озеро» по всем каналам. Сева сунулся, было на улицу, но, заметив военный патруль, вернулся к себе. За окном рычали военные грузовики, сигналили милицейские воронки, маршировали солдаты. Ночные кошмары становились реальностью. Сева включил DVD и смотрел все фильмы подряд, лишь бы не думать. Хотел позвонить жене, телефоны не работали, ни сотовый, ни городской. В час дня отключили воду. В два вырубилось электричество. В три отключили газ. Оставалось только вспоминать. Как-то на приём к нему пришла женщина, работающая в банке, и привела мужа – частного бомбилу, то есть водителя – частника. Мужик три дня побомбит, денег насобирает, три дня культурно распивает, три дня побомбит, три дня отмечает. А что? Сам себе хозяин. Начальства нет, предрейсовых осмотров нет. Красота. Но его жене такая красота была не по вкусу. То от мужа перегаром разит, то грязно домогаться начинает, а ей завтра к восьми утра в банк чужие деньги считать. Надумала его кодировать. Он ни в какую. Пошла ты, говорит, сама кодируйся. Но всё-таки уговорила к доктору хотя бы на консультацию прийти. Сидит себе Сева в белом халате, историю болезни пишет, и вдруг впирается такая очумелая парочка. И с порога начинается ссора, грозящая перейти в кровавую драку. Доктора как будто вообще нет. – Дура, пил и буду пить. Чего ты меня сюда притащила? Тебе самой лечиться надо. А по маме твоей психушка плачет.