— Хоть сегодня, — соглашается в ответ.

— Прекрасно.

— Подай заявление и получи расчет. Можешь идти. Пусть зайдет Павел Николаевич.

Покидаю кабинет. Пересекаю приемную, быстро передав шефу приглашение войти. Возвращаюсь в свой кабинет, с трудом осознавая произошедшее, но ощущая всю его непоправимость... всю фатальность. Нелли отвернулась от меня. Сожгла мосты. Смогла уйти и не вернуться. Все, что остается мне — последовать ее примеру.

17. Глава 16

Настоящее время

Нелли

По инерции продолжаю водить глазами по строчкам, но уже давно не вдумываюсь в текст. Вздохнув, откладываю раскрытую книгу на кровать. Как в старые добрые времена чувствую рядом тепло Бертика. Впрочем, в моей комнате вообще мало что изменилось. Только стоящая на тумбочке радионяня является маленькой, но такой существенной деталью, дающей понять, что на самом деле моя жизнь кардинально поменялась.

Я с тяжелым сердцем увозила дочку из Нидерландов. Закончилась наша уединенная, налаженная реальность, пусть в какой-то степени искусственная, а по папиному мнению вовсе вредная, но зато для меня она была спокойной и комфортной. Понадобилась пара недель, чтобы продать машину, разобраться с арендой квартиры и документами. За это время я заставила себя свыкнуться с мыслью, что возвращение в родной город неизбежно, успокаивала свои растрепанные чувства тем, что в двухлетнем возрасте для дочери смена обстановки пройдет легче.

Действительно, там, в Делфте, я не задумывалась серьезно, чем буду заниматься дальше. Мой мир целиком и полностью принадлежал Стасе. Дальше планов на детский сад я не заглядывала. Папа же своим решением болезненно встряхнул меня, огорчил непреклонной настойчивостью, но заставил начать мыслить в этом направлении. Сейчас, вспоминая свою любовь к работе, искренний интерес к семейному бизнесу, то, как я восхищалась его успехами, как старалась впитать ценный опыт, я меньше злюсь на папу. По крайней мере, очень стараюсь. Ведь знаю, родители желают мне только добра.

Вместе с этим внутри меня еще свербит возмущение, до конца хандра никуда не делась. Особенно остро я ощущала уныние и несправедливость в первые дни после возвращения домой. Мама была чуткой, заботливой, проявляла понимание, но вся аж светилась от счастья. Она подготовила для Стаси прекрасную детскую, с удовольствием занималась нашим переездом. Ей все это было в радость, а меня душило от тоски... Тогда я очень злилась. Хотелось кричать родителям, почему вы не можете оставить меня в покое? Почему вынудили вернуться туда, где мне плохо? И сильнее всего я прочувствовала свою от них зависимость. Да, мою стопроцентную несвободу в принятии решений.

Все эти мысли и ощущения засели на подкорке. Мне нравилось жить вдвоем со Стасей, при этом укорениться в Делфте, конечно, я не успела, а здесь, в родительском доме, теперь словно нахожусь в гостях. По итогу я чувствую себя в подвешенном состоянии, с разорванными в клочья воспоминаниями, где обрывки, связанные с Полонским, за прошедшие годы с таким трудом запрятанные поглубже, все чаще и чаще всплывают в памяти... И он повсюду. В самом воздухе этого города. Даже в доме моих родителей. У окна этой комнаты, где мы обнимались, глядя на мамин сад. На стуле в столовой, где мы проводили вечера за семейными ужинами... Знаю, пройдет время, и все мои ассоциации поблекнут, в конечном счете, заменятся другими. Я так этого жду.

Телефон издает короткий звук. Открываю приложение. Читаю сообщение от Софии: "Уже подъезжаю". Поднимаюсь с кровати. Захватив с собой радионяню, направляюсь встречать подругу.