Тишина превращается в дорогостоящее благо. Действительно, она доступна лишь людям состоятельным, которые могут позволить себе виллы, утопающие в зелени, или одиночкам со спальным мешком, которые так упиваются безмолвием девственных горных вершин, что могут потерять контроль и свалиться в расселину, после чего тишину на многие километры разорвет гул спасательных вертолетов.

Придет время, когда те, для кого шум станет невыносимым, смогут купить себе пакетик тишины, час в комнате с полной звукоизоляцией, как у Пруста, по цене билета в партер Ла Скала. В качестве слабой надежды, поскольку уловки Разума безграничны, замечу, что – за исключением тех, кто использует компьютер, чтобы слушать музыку на полную громкость, – все прочие еще могут обрести тишину прямо перед светящимся монитором, денно и нощно, просто выключив звук одной командой.

Ценою этой тишины будет отказ от контакта с себе подобными. Но разве не так поступали отцы-пустынники?

В конце сентября в Венеции проходила международная конференция по вопросам неприкосновенности частной жизни. Несколько раз над обсуждением понятия privacy нависала тень Большого Брата[216], но Стефано Родота[217], возглавляющий независимых экспертов по защите персональных данных, сразу предупредил, что эта передача не нарушает чьих-либо прав на частную жизнь.

Несомненно, она возбуждает вуайеристический аппетит телезрителя, с удовольствием наблюдающего за персонажами, находящимися в неестественной ситуации, которые вынуждены всячески изображать любезность, в то время как на самом деле готовы перерезать друг другу горло. Но люди по природе злы, они с удовольствием лицезрели христиан, раздираемых львами, и гладиаторов, которые выходили на арену, понимая, что их жизнь зависит от смерти товарища. Они платили, чтобы посмотреть на уродство женщины-пушки на ярмарке, на карликов, избиваемых ногами Августом в цирке, посетить публичную казнь на городской площади. В таком случае в «Большом Брате» больше нравственности, и не только потому, что там никто не умирает, а участники в худшем случае рискуют заработать лишь небольшое нервное расстройство, не более тяжкое, чем то, которое привело их на эту передачу. Дело в том, что христиане предпочли бы молиться в своих катакомбах, гладиатор был бы счастлив стать римским патрицием, карлик – иметь телосложение Рэмбо, слоноподобная женщина – фигуру Брижит Бардо, а приговоренный к смерти – получить помилование. Конкурсанты же «Большого Брата» участвуют в проекте добровольно и даже готовы за деньги приобрести то, что для них является базовой ценностью, иначе говоря – оказаться на всеобщем обозрении и снискать популярность.

Отрицательный момент «Большого Брата» в другом, а именно – в названии, кем-то придуманном для этой игры. Возможно, многие зрители не знают, что Большой Брат – это аллегория, созданная Оруэллом в романе «1984»: Большим Братом называли диктатора (аналогия с отцом народов, то есть Сталиным), который единолично (или, лучше сказать, с помощью узкого круга номенклатуры) мог шпионить за всеми своими подданными, минута за минутой, где бы они ни находились. Ужасная ситуация, что-то вроде паноптикума Бентама[218], когда тюремщики могут следить за заключенными, которые, в свою очередь, не знают, когда именно за ними следят.

В «Большом Брате» у Оруэлла маленькая группа шпионит за всеми. В телевизионном «Большом Брате», наоборот, все следят за небольшой группой. Так мы привыкаем к мысли, что «Большой Брат» – это нечто очень демократичное и в общей сложности приятное. При этом мы забываем, что, пока мы смотрим телевизор, за нашей спиной стоит настоящий Большой Брат, обсуждаемый на конференциях по