Он понятия не имел, кто перед ним. Он мог доминировать надо мной, царапать меня каждым словом, но он никогда меня не запугает.

– Интересно, что об этом скажет Джон, – злобно сказала я. – Передам ему от тебя привет.

Я достала телефон и собралась набрать номер, но не успела. Я почувствовала движение воздуха, а в следующую секунду отлетела назад и ударилась спиной об стену. Я не сразу поняла, что произошло. Дыхание перехватило, носом я чуть ли не утыкалась в грудь Мейсона.

Я подняла лицо и уставилась на него широко раскрытыми глазами. Лезвие света пронзило его лицо, уголок пухлых губ остался в тени. Я ощущала его дыхание у себя на лице и чувствовала, что оно чуть ли не душит меня, как ядовитый пар. Но это было ничто по сравнению с тем, как он на меня смотрел. Его темные, горящие гневным огнем радужки как будто приковали меня к себе железной цепью.

– Теперь я скажу тебе, как все будет, – процедил он сквозь зубы. – Сейчас ты поднимешься наверх и больше здесь не появишься. Спокойно займешься делами в своей комнате. Я не хочу видеть тебя внизу. Поняла?

Моя гордость дрожала, как зверь в цепях, но я молчала. В другой ситуации я дала бы ему отпор, но когда мои лопатки были прижаты к стене, а его дыхание жгло мне лицо, не оставалось ничего другого, как подчиниться.

Он схватил меня за запястье. Я почувствовала, как под его пальцами стягивается кожа, но, прежде чем я испугалась возможной боли, он отпустил меня, отобрав мобильный.

Пытаться вернуть его было бесполезно: Мейсон крепко держал телефон и смотрел на меня колючими глазами.

– Смотри, чтоб внизу я тебя больше не видел, иначе могу разозлиться.

В общем, я предпочла бы воров.

Стены моей комнаты задрожали, когда я что есть силы хлопнула дверью.

– Иди ты, Мейсон! – прошипела я, сжав кулаки.

Что он о себе думает? Как, черт побери, он смеет так со мной обращаться?

Пинком я отбросила рюкзак и скинула кроссовки, швырнув и их через всю комнату. Затем резко остановилась и ощупала цепочку: когда я ударилась о стену, она перевернулась и кулон оказался на спине, тонкая золотая цепочка по-прежнему сияла на моей бледной коже. Невыразимое облегчение сразу же наполнило грудь: цепочка с кулоном на месте и всегда должны быть там.

Я осторожно прикоснулась к маленькой фигурке из слоновой кости, тонкой, молочно-белой, успокаивающей меня одним своим присутствием. Сжав кулон в ладони, я засунула его обратно под футболку.

Какие-то девушки припарковали велосипеды на заднем дворе, и через окно я слышала, как они хихикают, как птички-лазоревки.

Стуча зубами от злости, я задернула шторы, мысленно снова посылая Мейсона куда подальше.

Как я могла думать, что мы с ним поладим? Как? Глаза б мои его больше не видели!

«Думаю, он тебе очень понравился бы…» Не в этой жизни, Джон, не в этой жизни.

Я села на кровать и всерьез подумала о том, чтобы вылезти в окно и поехать к Джону, чтобы рассказать ему, каким отвратительным был его сын. Или сразу сбежать прямо в Канаду, чтобы больше не пришлось терпеть эту адскую жару, Мейсона и любопытные взгляды в школе.

Внезапно желание уйти стало невыносимым, как сильная жажда. Какого черта я тут делаю, в месте, где я никогда не стремилась оказаться и где меня не хотели?

Достаточно было бы собрать вещи, взять чемоданы и сесть в самолет.

Или только рюкзак, папину фотографию и кепку с лосем. Этого достаточно, чтобы все вернуть на круги своя.

«Неправда, – шептал голос внутри меня, – этого недостаточно».

Я закусила губу, обхватила себя руками, до боли сдавив пальцами предплечья.

Его больше нет.

Я почувствовала, как сжимается горло, каменеет язык. Снова накатило ощущение отчужденности, как будто меня оторвали от самой себя.