– Я читал рапорт, – пробормотал Харрис.

Профессор Радек чуть шевельнулся, но даже это легкое движение его громадной фигуры привлекло к нему внимание.

– Мисс Машумба, вы позволите? – Его голос не гремел, как ожидал Грей, но все равно звучал повелительно.

– Прежде чем мы продолжим, профессор, – перебил Харрис, – попрошу меня простить, однако у меня вопрос. Я понимаю, что посол обратился к вам за помощью, но чем конкретно вы занимаетесь? Мне бы хотелось знать, с кем я работаю.

– Конечно, – пророкотал Виктор. – Я – профессор религиозной феноменологии в пражском Карловом университете.

– Религиозной… чего?

– Феноменология – это отрасль философии, которая избегает абстрактных метафизических рассуждений, сосредоточившись вместо этого на реальности в том виде, в котором она воспринимается и осмысливается человеческим сознанием. Феноменологи изучают произошедшие с людьми события, «феномены», и то, как они влияют на каждую отдельную личность.

– Ясно, – сообщил Харрис сухо.

– Я применяю принципы феноменологии в изучении вероисповеданий, исследуя разнообразные феномены, которые, по утверждению верующих, те переживают. Причем это касается и тех религий, которые не являются официально признанными.

Грей имел представление о феноменологии и находил ее одной из тех отраслей психологии, которые имеют наибольшее практическое значение, однако не знал, что у нее существует и религиозная разновидность. Заинтересовавшись, он спросил:

– И что это за феномены?

– Да любые явления, контакты, чудеса, озарения или еще какой-нибудь необычный духовный опыт. Субъективная сторона религии в противовес объективной. Акты веры и духовных проявлений.

Грей не сумел скрыть скепсис в голосе:

– И как же вы изучаете такие вещи?

– Наблюдаю адептов, когда они, предположительно, проживают феномены, и анализирую полученные эффекты. Меня интересует не само по себе событие, а его воздействие на верующего.

По крайней мере, беспристрастное описание профессором Радеком своей деятельности подразумевало, что тот держит собственные религиозные убеждения там, где, по мнению Грея, им самое место, а именно, в учебной аудитории.

– Возможно, станет понятнее, если вы приведете более конкретный пример, – сказала Нья.

– И чем он будет конкретнее, тем лучше, – добавил Харрис.

Грей проследил, как взгляд Виктора с присущей опытному наблюдателю быстротой метнулся к серебряному кресту на шее Ньи.

– Могу предположить, что вы, все трое, происходите из среды, которой присущи иудаистские и христианские ценности, или, во всяком случае, где о них хорошо осведомлены. В рамках этой системы верований я мог бы исследовать такие феномены, как коллективная молитва, чин католической службы или харизматическое богослужение. А копнув глубже, добрался бы до целителей, заклинателей змей, экзорцистов или страдающих от стигматов.

– Похоже, вы можете отлично поддерживать разговор на коктейльной вечеринке, – заметил Харрис, – но как все это может помочь в нашем деле?

– Моя профессия заставляет меня путешествовать по всему миру в поисках феноменологических переживаний, поэтому я обзавелся довольно-таки… уникальными знаниями о том, что происходит во множестве маргинальных религиозных групп. И эти знания вот уже не первый год оказываются полезными для всевозможных организаций, которые стоят на страже закона.

Виктор оборвал себя, словно поняв, что его объяснения звучат слишком уж академично.

– Простите мне такой пространный ответ. Проще говоря, я – эксперт по сектам.

Харрис и Грей переглянулись. Секты символизировали для последнего все самое худшее, что есть в религиях: манипуляции, внушение, надувательство.