Рен! Как бы ты поступил на моем месте?! Что бы сделал ты?

Я вспомнил чумазое лицо Рена, его черные глаза, пылающие недогоревшими углями… И рассмеялся. Потому что понял: Рену и в голову не пришли бы такие рассуждения. Он вообще не способен рассуждать. И не способен меняться – скорее весь мир под себя изменит. Он не станет играть по чужим правилам. Как таран, продолжит долбить эту стену. Пока не сломает. Или не сломается. Но никогда не пойдет в обход. Просто не умеет. Я умею. Но если я сделаю так, не предам ли я его еще раз?

Но и жить больше в изоляции, без тепла, я не могу! Что же мне делать? Что мне делать, Рен?!

Путь из столовой в учебный корпус «В», где занимались ораторским искусством, проходил через школьный парк. Только что окончился урок столового этикета – сегодня мы отрабатывали «официальный обед в присутствии особ королевской крови и послов Орынского ханства». Обед как обед, только использование ножа за столом орынцы считают оскорблением. И застольная беседа не должна касаться ратных подвигов, поединков и любых других тем, связанных с оружием или кровопролитием. И, конечно, никаких мясных блюд. Только «чистая пища». Забавные обычаи в воинственном Орынском ханстве.

Впрочем, что мне до орынцев? Своих проблем хватало. Сегодняшний ночной кошмар обернулся болью – голова раскалывалась, а тело ломало и скручивало. Такие приступы случались уже несколько раз за те восемь месяцев, которые я провел дома. Именно во время приступа я в первый раз попытался вскрыть вены – казалось, лучше смерть, чем боль. Боль, вопли демоницы во сне и ледяной голос отца наяву…

А потом я привык. Ко всему можно привыкнуть, даже к боли. Теперь меня заботило другое: не показать своей слабости окружающим. Это и в самом деле унижение – дать понять врагам, что мне плохо.

Хотя в последние день-два в моих отношениях с одноклассниками наметилась перемена. Словесные поединки с Нерином заканчивались в мою пользу: мне удавалось вывести его из себя, а ему меня – нет. Я видел, что его авторитет в классе начинает падать. Мои успехи в учебе были выше всяких похвал. И я уже не раз ловил на себе любопытные взгляды. Эти взгляды словно говорили: «Неужели старый Королевский Советник выбрал именно его? Надо присмотреться… Не стоит портить отношения с будущим Первым в Роду Натаналей…» Их размышления были понятны мне, словно они говорили вслух. Сейчас все решали, на кого сделать ставку: на меня или на кого-то из моих кузенов. Любая ошибка могла быть фатальной. Мерзко все это. Но что делать, если они способны выбирать себе друзей, только руководствуясь собственной выгодой?

«Тебе нужны фальшивые друзья?» – спросил я сам себя.

И ответил честно:

«Да. Пусть фальшивые. Но друзья. Может, только таких друзей и достоин тот, кто предал настоящую дружбу».

«Ты хотел спасти его, Рена… Разве это предательство?»

«Тогда почему я ничего не смог сказать ему о Клятве Повиновения? Почему соврал? Не хотел, чтобы он меня жалел? Боялся, как бы он не наделал глупостей? Или оттого, что знал, что он скажет?».

Для Рена не существовало полутонов. Дружба – это быть вместе. Сражаться до последнего. Побеждать вместе. Умирать вместе. А жертвовать собой, чтобы спасти друга – это предательство. Именно так он сказал после того случая в лесу, едва я пришел в себя от пережитого ужаса… Тогда все обошлось. Мы сумели победить – вместе. Правда, я так и не помню, как все случилось. Более того – и вспоминать не хочу.

– Эй, Глистик, ты написал мой доклад?

– Я… я…

Чужие голоса привели меня в чувство. Медленно, стараясь не совершать резких движений гудящей головой, я повернулся.