– Какие тощие!.. – поморщился Ланфельд.

– Зато какая пластика! – вступился за девушек Унгебауэр.

– И ради них мы притащились в этот табачный притон? Которая из них Знойная Зизи? – полушутя обратился к Демьяну Константиновичу Гвоздевич.

– Полноте, Жорж! Я ценю ваше чувство юмора, но, право, упомянутая вами дама определенно вас поразит.

– Едва ли меня еще что-то может в этой жизни поразить, – философски ответил штабс-капитан и посуровел.

К новоприбывшим подскочил тучный распорядитель с зализанной назад шевелюрой и глазами бывалого савраса.

– Простите великодушно, господа, вынужден вас огорчить: все столики нынче заняты, – притворно скорбным голосом объявил он вместо приветствия.

– Простите, любезный, не представился: лейтенант Унгебауэр.

– Ах, господин Унгебауэр? – медоточиво повторил распорядитель. – Вы из Морского пароходства? Очень рад знакомству!

Протянул мясистую руку лейтенанту. С остальными здороваться не стал. Верно, счел ниже своего достоинства. Стало быть, он же и антрепренер, сделал вывод Горский.

Друзей посадили за небольшой круглый, накрытый на шесть персон столик. Помимо кувертов и вазочки с цветами на столе стояла бутылка шампанского.

– Зря ты на шестерых заказывал, – пожурил лейтенанта Антон Федорович. – Можно было легко предугадать, что наши британцы откажутся.

– А если бы согласились? – парировал Унгебауэр и чуть тише прибавил, подмигнув: – Свободные стулья не пропадут, поверь!

Тотчас перед столиком появился официант с холодными закусками. Хлопок, и игристое вино приятно зашипело в фужерах. Чокнулись, выпили, закусили. Только после этого Горский позволил себе внимательно осмотреть залу.

Кругом сплошь мужчины, причем самого разного «фасона». Были тут и представительные господа в визитках, были франты в коротких пиджаках и шелковых галстуках с жемчужными булавками, было полдюжины офицеров, судя по юным лицам – субалтерны, чиновники в форме министерства путей сообщения, чиновники в форме МВД, чиновники в штатском, но всё рано по казенным лицам легко определяемые как государственные служащие, явные иностранцы и еще несколько хищных лиц, род занятий которых вызывал тревогу.

Вдоль стен высились высокие тропические растения в кадках. И где их только взяли в январе? На сцене, помимо наскучивших акробаток, на самом краю приютились тапер и скрипач, казалось тоже притомленные выступлением барышень.

Поблизости раздался грубый дамский смех. Оказалось, что через столик от компании Унгебауэра господа в визитках наслаждались обществом двух не лишенных привлекательности кокеток.

– Почему вы смотрите на них с таким презрением? – поймал взгляд Горского Гвоздевич.

– Если так пойдет дальше, скоро все артистки превратятся в дам полусвета, – сконфуженно отозвался Антон Федорович.

– Они всегда ими и были, – цинично заметил Ланфельд, будто само это осознание доставляло ему удовольствие.

«Он сильно изменился. И не в лучшую сторону…», – с сожалением отметил титулярный советник. Что же могло с ним произойти? Уж не прознал ли Фридрих об измене своей супруги Эммы с покойным Фуше или, упаси Боже, еще с кем?

Внезапно погасили свет. В тяжелой темноте слышались приглушенные голоса мужчин и вульгарные смешки вышеупомянутых дам. Тапер и скрипач заиграли медленную красивую музыку.

Дали свет. На сцене появился давешний полнокровный господин с зализанной назад шевелюрой и наглыми глазами.

– Дамы и господа! Благодарю вас за то, что решили провести этот прекрасный вечер в нашем кафешантане! – объявил распорядитель-конферансье, который оказался еще и антрепренером в одном лице, как Горский и полагал.