Прозвучал последний звонок во втором классе. Каникулы! Летние, долгие, тёплые, солнечные. Наконец! Во втором классе я уже успел несколько раз подраться – конечно, вынужденно. Были такие ребятки, которые уже в те детские годы считали себя выше и умнее всех остальных, и им ничего не стоило оскорбить и ужалить чьё-то самолюбие. Под раздачу попал и я.

– Заика! А-а-а-а-а-а-а-а… – запрокидывая голову назад и звонко смеясь передо мной, издевательски они цепляли меня.

Сам того не осознавая, на каком-то подсознательном уровне резко выбрасывался кулак, главное – в лицо обидчику. Я-то был не драчун, и меня только потом удивляло, после драки, как у меня хватило смелости бахнуть его в лицо. Часто был бит сильным обидчиком – ну и что, зато как мог, так и отстаивал себя. Потом, спустя несколько лет, я себе говорил «пусть меня убьют в драке, но я должен драться до конца и агрессивно» – драка должна быть такой: первым никогда не наступай, но коль пошёл в драку, то до конца, бей жёстко и туда, куда больно, не просто маши кулаками и ногами по ветру. Однако приходило понимание, что драку лучше избегать, но как? Когда тебя обижают и издеваются, коверкают твою мимику и лицо, а ты ничего не можешь сказать в ответ – значит, драться. С детства не терплю оскорблений в свой адрес и в жизни никого не оскорбляю, ибо знаю, как это болезненно для человека.

Кто-то намекнул моим родителям: «А не попробовать ли вам сеансы гипноза?» То есть мне не мешало бы пройти лечение гипнозом – а вдруг будет лучше? Хуже-то уже явно не будет, куда уже хуже, а лучше… не исключено. Нужно пробовать и пытаться занять меня всеми доступными и более серьёзными процедурами – и подсказали адресок и телефон заведения, куда следует обратиться. Тогда люди помогали друг другу и обладали большей душевностью и сочувствием. Была не была – вопрос решён. Созвонились, поговорили, узнали куда, когда и, в сущности, обратили внимание: а что, собственно, это такое – гипноз? Полагаю, на той стороне трубки объяснили преимущество и технику гипноза, его лечебные, магические свойства. Стали появляться и внедряться околомедицинские знатоки новых, неведомых доселе учений, направлений и знаний. Вот и меня решили поставить под опыт гипнотизёров – терять было нечего, все было уже потеряно. Смеюсь, да только этот смех не радостный, а злорадный, больной от воспоминаний. Да и вообще по жизни так идёт: самый злорадный смех – это с себя.

Начали собирать удочки, сборы, приготовления к дальней поездке; а место от нашего городка близко ли, далеко ли – около пятисот километров было до точки назначения. Отец взял отпуск, и в июле мы рванули с ним в турне. Сели в междугородный автобус и поехали; куда едем? Только надежда на удачу теплилась в сердце у него и у мамы, только бы помогло, стало мне лучше, чтобы я не мучился и хотя бы немного появился блеск в моих глазах, в моей ещё только начинавшейся жизни. А блеску в моих глазах, понятно, было негусто, да и от чего ему было быть? Батя меня стыдился, хоть он тщательно скрывал, но я видел и чувствовал это по его выходкам. Если у меня кто-либо спрашивал, как меня зовут, или хотел заговорить со мной, когда он находился рядом, то отвечал за меня он, не давая даже напрячься мне, чтобы я и вида не показал на мою проблему. Ему, конечно, было не по себе, когда его долгожданный первенец и его родное чадо страдает и нет конца его мучениям. Как он меня любил, обнимал всегда, жалел и страдал вместе со мной, неся в себе мою боль, переживал и боролся за меня!

Вот мы и на месте. Нас встретил тёплый, летний погожий день. Деревня снова, опять деревня. Но особенное место. Мы подходили со своими сумками и удочками к огромному трёхэтажному помещению, на окнах которого были толстые решётки, причем на всех, включая и маленькие оконца; на дверях висели толстенные пруты решёток. Здание было покрашено белоснежной краской, а может, и побелено – у страха глаза велики.