Из кустарничка, нещадно мочаля его сверкающими траками гусениц, стали гуськом вылезать странные серые громадины. Для подъема они доворачивались, вставая боком к батарее, в которой теперь было всего три пушки. Дистанция пистолетная. Сунулся ближе к наводчику.

«Наверное, „Тигры“! А не похожи на картинку… Здоровущие!» – успел подумать перед тем, как телефонист вякнул:

– По головному танку, дистанция 300 метров! Огонь!

То же и скомандовал, добавив:

– В моторное ему, Вася!

ЗиСка подпрыгнула, дернула назад стальным бревном ствола, метнув бронебойный точно в корму переднего танка. Рядом загрохотали остальные пушки батареи. Головная машина от удара в задницу вздрогнула, умирающе прокатилась еще несколько метров и встала, как вкопанная, но черт ее дери – не загорелась, хотя Вася влепил туда же еще снаряд и точно – попал, трассер не метнулся в сторону, как бывало при рикошетах.

Отчетливо было видно сразу много всего: пораженная машина повела стволом длиннющей пушки в сторону старшего лейтенанта, следующая за ней газанула, метнув шлейф черного дыма, и полезла из лощинки куда бодрее. То же сделали другие, шедшие колонной, и теперь они пытались выбраться из узости и развернуться в атакующую линию, подставив твердые лбы, а не мягонькие борта.

– Вася, под башню! – рявкнул Бондарь, и наводчик отозвался не уставно:

– А щаз!

Успел бинокль к глазам бросить – увидел трассер, впившийся в мякотку – чуть выше гусеницы, но ниже внешнего борта.

– Н-на! – гаркнул в полном восторге.

Неподвижный танк – вкусная добыча. Еще снаряд в борт! «Бить, пока не сдохнет навсегда», – все время повторяли опытные инструктора. Чтоб никакой ремонт потом не восстановил!

Хлестануло совсем рядом звенящим ударом, сбило на землю взрывной волной, бинокль разбил бровь и улетел куда-то, хоть и был на ремешке на шею повешен.

– Огонь! Не останавливаться! – потряс головой, понял: третий танк сумел обойти первые два, стоящие уже неподвижно, и вбил снаряд совсем рядом с позицией. Сейчас добавит – и все!

Танк вместо выстрела бодро плесканул во все стороны жидким огнем и вспыхнул весь, как стог сена. Закоптил в небо и второй. Немцы все еще лезли из лощины, но перекрестный огонь шансов им не дал никаких. Успели еще несколько раз врезать осколочными снарядами – и тут Бондарю опять не повезло. Глянул на встревоженный вскрик Васи и только рот раскрыл: маслянисто посверкивающий ствол второй его пушки беззаботно уехал назад, как раз между станин. Да там и остался, не желая возвращаться на положенное ему место. И двое из расчета завозились, закорчились. Зацепило.

– Твою ж мать! – с чувством высказал свои ощущения Вася.

И пальба кончилась – немцы откатились зализывать раны.

Комбат выразился куда энергичнее, узнав, что в его батарее теперь только две пушки в работе. Совершенно невиновному в этом старлею все равно досталось на орехи. От злости за такую выволочку напросился выбраться к битым машинам – тем более, что силуэты и впрямь не совпадали с теми, что на картинках.

Взял с собой пятерых из расчета, обстрелянных уже – и сползали, вместе с ребятами из пятой батареи.

Сознание кололо какой-то несуразицей, но – приятной. Когда уже добрались до разбитых машин – сообразил. Пехоты немецкой с танками не было. Голыми коробки приперлись. Вот это – праздник. Все же когда фрицы с десантом едут – к шести наблюдающим из танка глазам добавляется еще два десятка. И стрельба их, инфантеристов сраных, сильно мешает. И не откатываются танки сразу, как сейчас, цепляются за местность. Бондарь сам службу танкистом начинал, потому чуял врага.