Надо мной кто-то склонился. Я, уже сонный, встрепенулся было и хотел вскочить, но это оказался Ирландец.

– Вот что, Леха, – пробормотал он. – Спасибо тебе!

– Не за что, – проворчал я.

– Да есть за что! – Ирландец протянул мне руку, и мне пришлось пожать ее.

Потом я провалился в сон.

Не знаю, сколько мы спали, мне показалось – не больше минуты. Я проснулся от сильных подземных толчков. Со стороны Байкала слышался гул. С потолка тоннеля сыпался песок, что-то трещало и лопалось в его стенах, в толще скалы.

– Все вон! – заревел рядом Кроха.

– Завалит на хрен! – взвыл Карабас.

Мы повскакивали с мест и – кто что успел схватить!– метнулись через потухший костер наружу, под дождь. Дождь был совершенно ледяной! Лило, словно наверху прохудилась огромная бочка!

Я наклонился, чтобы надеть мотоботы, которые успел схватить, но в этот миг все вокруг озарилось ярким, белым светом, и Карабас закричал.

– Мужики, смотрите! Что это? Мужики!

Я поднял голову.

Ослепительная стена светящегося огня, расстилавшаяся от сопки до горизонта и от воды до самого неба, стремительно приближалась к нам со стороны порта Байкал. Зрелище было настолько неожиданное, непонятное и потрясающее, что я замер, судорожно соображая, что это может быть? Мне почему-то втемяшилось, что это какое-то огромное цунами, вызванное землетрясением. Хотя какое в небе цунами? Да еще из огня?

Было так светло, что можно было рассмотреть каждый камушек на площадке перед тоннелем.

– Внутрь! – вдруг что есть мочи заорал Ирландец. – Живо внутрь! Сгорим на хрен все!

Мы, словно стадо слонов, бросились обратно. Я едва не опрокинул свою «Ямаху», с разбегу налетев на нее в темном туннеле.

– Где же фонарик?..

– Какой тебе фонарик? Сдурел? – Кроха толкнул меня в нишу в стене, спрятался в нее сам.

Тут же, толкаясь, в эту же нишу залез Карабас. Ирландец укрылся в нише наискосок. Свет становился все ярче, мы вжались в камень.

– Что за хрень?!

И тут налетело. Казалось, воздух вибрировал и плавился, превращаясь в плазму. На меня дохнуло совершенно невыносимым, адским жаром. Я чувствовал, как трясется скала, к которой мы так горячо прижимались. В Бога я до этого не верил, но тут взмолился, прижимаясь лбом к камню. Мне хотелось жить! Как мне хотелось жить в этот момент! Кто бы знал!

Я был уверен, что это ядерный взрыв! Буквально слышал, как сметало по тоннелю наши мотоциклы и рюкзаки, как огненный вихрь несся мимо нас. И я не знал, радоваться или рыдать по поводу того, что мы в убежище, и возможно, переживем ядерный удар. Я совершенно точно помнил: лучше сдохнуть сразу, чем потом медленно умирать от радиации, выблевывая наружу внутренности!

А потом вдруг стало тихо. Так тихо, что я слышал, как от дыхания трется о холодный камень молния на вороте термобелья и клацают где-то рядом зубы Карабаса.

Грохот отдалялся. Он прошел сквозь тоннель и теперь уходил дальше, на юго-запад, вдоль берега Байкала. Снова стало темно.

Все еще подвывая от ужаса, мы выползли из каменных ниш. Карабас включил фонарик, и тонкий луч света запрыгал по стенам. Руки у бородача тряслись. К нашему общему изумлению, мотоциклы и все-все наши вещи, даже пепел костра остались на месте!

Снаружи по-прежнему шел дождь.

Я споткнулся о свой коврик, наклонился, нашел куртку и нащупал в кармане фонарик. При его свете я вдруг отчетливо увидел, что от моих рук идет то ли пар, то ли дым. Пораженный, я рассматривал ладони, не понимая, что происходит. И пахло так странно… Запах был неприятный, сладковатый. Смрадный.

Меня толкнул проходивший мимо Ирландец. Он шел, как будто вообще ничего перед собой не видел. Я светанул ему в лицо, и иркутянин зажмурился, выругавшись.