Тусклые светло-карие глаза уже покрылись пленкой. Мертвец казался глубоким стариком, и, даже если бы его жизнь не оборвало убийство, ему вряд ли удалось бы протянуть еще несколько лет, которые могли бы обеспечить достойное питание и врачебный уход.

Ева заметила, что его ботинки, хотя и покрытые трещинами и царапинами, не слишком износились. Одеяло, лежащее сбоку, тоже было не старым. В этой импровизированной комнате имелись даже кое-какие безделушки – голова куклы с широко открытыми глазами, фонарик в форме лягушки, треснутая чашка с вырезанными из бумаги цветами в ней. Стены были обклеены бумажными фигурками – деревьями, собаками, ангелами, такие же цветы и звезды, как те, что украшали снаружи стены этого убогого жилища.

Ева не нашла никаких признаков борьбы, свежих ушибов или поверхностных ран на теле. Однако в груди несчастного зияла дыра размером с кулак. Тот, кто прикончил старика, действовал с аккуратностью хирурга. «Скорее всего, – предположила Ева, – убийца Снукса извлек у него сердце, воспользовавшись скальпелем».

– Вы правы, Бауэрс. Это убийство.

Ева выбралась наружу, опустив за собой одеяло. При виде самодовольной усмешки на лице Бауэрс она стиснула кулаки, чувствуя, как кровь начинает стучать в ее висках.

– О’кей, Бауэрс, мы не нравимся друг другу, и тут ничего не поделаешь. Но вы не должны забывать, что у меня куда больше возможностей превратить в ад вашу жизнь, чем у вас – мою. Поэтому будьте благоразумны, сотрите эту гребаную ухмылку с физиономии и уйдите с дороги.

Усмешка исчезла, но взгляд Бауэрс оставался враждебным.

– Устав отдела запрещает офицеру использовать бранные выражения в разговоре с подчиненными.

– В самом деле? Ну, можете упомянуть это в вашем рапорте, который должен быть завтра утром на моем столе. В трех экземплярах. Прочь с дороги!

Несколько секунд они сверлили друг друга глазами, потом Бауэрс опустила взгляд и шагнула в сторону.

Ева повернулась к ней спиной и достала сотовый телефон:

– Говорит лейтенант Ева Даллас. У меня убийство.

* * *

«Зачем кому-то понадобилось его наверняка порядком изношенное сердце?» – думала Ева, возвращаясь в лачугу, чтобы обследовать труп. Она знала, конечно, что краденые органы являются ценным товаром на черном рынке и очень часто торговцам не хватает терпения дожидаться смерти донора. Но в последнее время широкое распространение получили искусственные органы, хотя они еще не достигли полного совершенства. Зато они были сравнительно недороги и потому доступны. Ева давно уже не слышала о подобных преступлениях.

Разумеется, некоторым богачам была не по душе мысль об имплантации искусственного органа. За человеческое сердце или почку, изъятые у здоровой молодой жертвы несчастного случая, они готовы были выложить крупную сумму, но органы должны были находиться в идеальном состоянии. В Снуксе же не было ничего идеального.

Брезгливо поморщившись, Ева склонилась над трупом. Если женщина ненавидит больницы и всякие центры здоровья, даже слабый запах антисептика раздражающе действует на ее нервы.

Уловив следы этого запаха, Ева нахмурилась и присела на корточки. Только теперь ей наконец стало ясно, что имела в виду Бауэрс.

Предварительное обследование показывало, учитывая ночную температуру воздуха, что жертва умерла приблизительно в два часа ночи. Чтобы узнать о наличии в организме наркотиков, требовался анализ крови и рапорт из токсикологической лаборатории, но Ева уже поняла, что убитый был завзятым потребителем пива – почти пустая канистра из-под этого божественного напитка стояла в углу. Ева также обнаружила небольшой запас наркотиков – скрученную вручную тонкую сигарету с «Зонером», пару розовых капсул, по-видимому, содержащих «Джегс», и грязный пакетик с белым порошком, который она определила по запаху как смесь «Грина» с «Зевсом».