– Нравится Вам это или нет…

Пуго «мужественно» стрельнул дрожащим, как и всё остальное, взглядом в Крючкова.

– … но я считаю, что Дмитрий Тимофеевич прав. Незачем нам «бежать впереди паровоза». В данной ситуации, когда у нас нет точной и объективной информации, самым разумным будет дождаться товарищей из Фороса, и выслушать их. Тогда и будем решать…

Не глядя ни на кого, Пуго вернулся на место. Заметив «воскресающие» глаза соратников, Крючков молча усмехнулся – и отдёрнул рукав пиджака. Тусклым золотом блеснул корпус наручных часов.

– Ну, что ж… По моим расчётам, машины с делегацией уже на полпути от «Чкаловского» к Кремлю… Достаточно моих слов – или?..

Зацепившись ироническим взглядом за первого попавшегося, которым вновь оказался маршал Язов, Владимир Александрович сделал выразительную паузу и не менее выразительно приподнял бровь. Такой неделикатности Дмитрий Тимофеевич не выдержал – и «отступил на заранее подготовленные позиции»: уткнулся глазами в пол. Правда, «уже в дороге» он успел, таки, оппонировать чекисту.

– «Или», Владимир Александрович…

– Хорошо.

Крючков энергично подошёл к батарее разноцветных аппаратов, стоящих на тумбочке у стола премьера.

– Ты позволишь, Валентин Сергеевич?

Павлов молча, с шутливой укоризной во взгляде, улыбнулся в ответ – и развёл руками. Сухо кивнув головой, Крючков даже не потратился на поиски нужной трубки: сразу поднял «нужную». Долго ждать контакта не пришлось: «с того конца провода» откликнулись почти сразу.

– Нет, Олег Дмитриевич, это – не Валентин Сергеевич! – озорно подмигнув премьеру, крикнул в трубку чекист. – Да, я… Чем порадую? Нет, Олег Дмитриевич: это ты – чем порадуешь?.. Через пятнадцать минут? Ждём… Кто «ждём»?

Крючков выдержал паузу и усмехнулся.

– Все ждём, Олег Дмитриевич… Весь «бомонд»… Да, собрались все… У Павлова. Так, что – сразу же сюда. Всё.

Крючков положил трубку – и «вернулся» к коллегам. Несмотря на «удовлетворение ходатайства», удовлетворения на их лицах не было. Напротив: они напряглись столь выразительно, словно окончательно поняли: «Рубикон перейдён», и никакой, самый благодушный, самообман не спасёт их от правды жизни.

– Поскольку работы пока нет… ну, в том смысле, что кое-кто так считает, а пятнадцать минут ничего не решают, предлагаю объявить перекур.

Подавая пример коллегам, шеф КГБ первым направился к двери. За ним недружно загремели стульями остальные. В прихожей народ не задержался – и транзитом проследовал в коридор. «Перекур» оказался всего лишь фигурой речи, в лучшем случае – условностью. Никто – даже из курильщиков – не обозначил и попытки закурить. Все молча рассредоточились вдоль стен, будто обрадовавшись возможности хотя бы на пять минут абстрагироваться от действительности, которая уже вынуждала к поступкам. К тем самым, неизбежность совершения которых они всячески, под любым предлогом, откладывали – но, как оказалось, «и только».

В отличие от погружённых в себя коллег, Председатель КГБ тут же занялся делом: открыл прихваченную собой папку, и углубился в чтение. Время от времени он делал карандашом лаконичные пометки на листах, иногда что-то перенося в записную книжку, которая солидно выпирала из внутреннего кармана отменного серого пиджака. За всё это время он ни разу не взглянул на соратников, если не считать взглядом «шпионский», без участия головы, одномоментный «перекос» глаз, закончившийся иронической ухмылкой на губах.

Народ застыл в ожидании. Время – нет…

– Борис Николаевич, прибыл Руцкой.

Улыбаясь помесью голодного крокодила и чёрной мамбы, Бурбулис сложился в подобострастном поклоне.