– Ладно, Михал Сергеич.

Добродушно ухмыляясь, Ельцин огрел визави по плечу «рабоче-крестьянской» пятернёй.

– Твои условия… или у тебя ещё есть?

– Нет: все.

– … твои условия принимаются. Теперь – мои условия.

Борис Николаевич перестал ухмыляться. Выражение его лица стало жёстким, неприязненным и неподъёмным даже силачу.

– КПСС объявляется вне закона и распускается.

Горбачёв вжал голову в плечи, но промолчал.

– КГБ реформируется… Ну, как «реформируется»: делится на части. Как в Америке, где есть ЦРУ, ФБР, АНБ, разведка флота и так далее.

– Согласен.

– Этих хмырей… ну, этих твоих ГКЧП – их всех осудить за измену Родине.

– Надо ещё подвести их к измене, – буркнул Горбачёв.

– Это – твоя проблема! – отмахнулся Ельцин. – Противник должен быть поставлен вне закона! В этом – единственное спасение для тебя!

– А для тебя?! – моментально вспыхнул Горбачёв.

Ельцин смущённо закряхтел – и чисто по-русски прошёлся пятернёй за ухом.

– Ну, и для меня – тоже… Так – дальше: сокращение и реформирование армии. Армия в её сегодняшнем виде – это нож у горла! А что касается американцев… Пока у нас есть ракеты и атомные боеголовки, никто на нас не полезет!

– Согласен.

– Ну, и последнее: Центр не вмешивается в дела республик.

Теперь уже лицо Горбачёва искривила болезненная гримаса.

– Что значит «не вмешивается»?! В каком объёме «не вмешивается»?!

– В объёме переданных ему полномочий! – жестко отрезал Ельцин, не потрудившись хотя бы ухмыльнуться. Следом за голосом и лицо его исключило какой бы то ни было компромисс.

У Михаила Сергеевича задергался правый глаз.

– И что же это будут за полномочия?

– Они прописаны в проекте Союзного договора, – ухмыльнулся Ельцин.

– А точнее? – завибрировал голосом Михаил Сергеевич.

Ельцин перестал по-хозяйски гулять взглядом по сторонам и уставился холодными рыбьими глазами в контрагента.

– Чисто представительские функции. Ну, как у президента ФРГ или английской королевы. Согласись: хоть что-то – всегда лучше, чем ничего. Не так ли?

Михаил Сергеевич вздрогнул: где-то он уже слышал эти слова. И тут вспомнилось: не далее, как вчера. От самого себя.

– И потом…

Ельцин совсем уже неделикатно припал дышащим перегаром ртом к уху Горбачёва.

– Тебе же лучше: никакой ответственности. За всё будут отвечать президенты республик. А твоя хата – с краю: ничего не знаю! Милое дело: никакой критики, никаких нападок! Как это, у Пушкина: «Царствуй, лёжа на боку!»

– Но кадры – общие!

Верный себе, Михаил Сергеевич хотя бы напоследок попытался сделать хорошую мину при плохой игре. Номер не прошёл, ибо не имел шансов на прохождение.

– Кадры общими не бывают, Михаил Сергеевич, – победительно усмехнулся Ельцин: понял, что этот раунд остался за ним. – Они всегда чьи-то. Есть твои кадры – а есть мои. Но я согласен поделиться местами: в России будут мои люди, в Союзе – твои.

– Но силовики – только у Союза!

– Как Комитет начальников штабов в армии США! – расширил формат ухмылки Ельцин. – То есть, согласительный орган. За Союзом останутся только координирующие функции, типа ОВС. Армии же перейдут в исключительное ведение республик. Ну, может, в дальнейшем передадим в ведение Центра какие-нибудь совместные группировки. Так, как это было с Варшавским Договором.

– А госбезопасность?

– Тоже – в ведении республик. А в Центре можно будет создать какой-нибудь координирующий орган… Послушай, зачем тебе всё это?

Ельцин внезапно отставил директивный тон. Он уже готов был взорваться – и не на шутку.

– Зачем тебе этот хомут?! Он уже был у тебя на шее – и что из этого вышло?! Ничего хорошего! Отдыхай себе на троне и не лезь больше в это дерьмо! А трон у тебя отнимать никто не станет – даю слово!